Серенада для Черного колдуна

— О том, что твоя девка тогда на тебя донесла. Не случись этого, у меня одной головной бoлью было бы меньше.

Я хмыкнул и криво улыбнулся. Сказать честно, я об этом никогда не сожалел. Наоборот, где-то даже радовался тому, что Суаль показала свою истинную суть до того, как я успел сделать её своею женой.

— Головная боль светлейшему по статусу положена, — отбрил, вытягивая ноги и удобно откидываясь на спинку. Визирь смерил меня презрительным взглядом.

Помолчали.

— Кaк продвигается поиск вандалов, разоривших Управление?

— Продвигается, — кивнул я, размышляя стоит ли спросить у светлейшего с какого перепугу он так «охладел» ко мне в последние годы, или всё же плюнуть.

Решил плюнуть. Что-то мне подсказывало, что и без этих знаний я не утрачу сон. Кроме того, если всё пойдёт так, как я задумал, недолго нам осталось трепать нервы друг друга.

— Полагаю, версию о том, что случившееся могло быть личной местью, твои люди рассмотрели в первую очередь? — Предложение было произнесено с вопросительной интонацией, но светлейший на самом деле не ждал ответа. — Или ты ожидал, что представители древних родов оставят без внимания скандальный арест достойнейшего кеиичи Нахо и его последующую безобразную казнь?

— Достойнейший кеиичи был вором и пользовал в постельных утехах малолетних мальчишек, — напомнил я. — И если последнее доказать будет сложно, то с первым никаких проблем. Копию перечня вещей, обнаруженных в его сокровищницах, я из рук в руки передал вашему секретарю.

Говорить о том, что этот во всех отношениях великий человек был казначеем, писарем и ещё морги знают кем у чёрных мэсанов, я, не желая раскрывать карты перед визирем, не стал. Готов прозакладывать весь мой магический резėрв, у визиря рыльце по самые плечи в пушку. Иначе с чего бы ему так ақтивно вставлять мне палки в колёса?

— И ты считаешь это достойным основанием для шумного ареста? — Светлейший скривился и почесал красноватый кончик своего длинного, по-старчески скрюченного носа. — Посреди дня? На глазах у всей толпы?

Я пожал плечом.

Вновь помолчали, сверля друг друга недовольными взглядами. Точнее, сверлил только визирь. причём не только сверлил, но шинковал, потрошил, четвертовал и нарезал колечками. Я же просто рассматривал старика и размышлял над тем, что раньше его угробит: старость, совесть или результаты моего расследования. Впрочем, совесть его уже давным давно скончалась в нестерпимых муках.

— Правитель распорядился выделить охрану для амиры. Почему я узнаю, что они были с позором изгнаны?

— Потому что они опозорились? — вскинул брови я. — Потому что в кропотливом и щепетильном вопросе охраны моей собственной жены мне советчики и помощники не нужны.

Очень кстати вспомнилось, что именно моя оплошность привела к тому, что Синеглазку опоили, и градус моего настроения еще больше понизился.

— Мне доложили, что амира редко выходит, — продолжил злить меня светлейший. — Похвальное решение. Гораздо лучше того, что привело юную деву в пыточную. Чем ты думал, когда соглашался на подобную авантюру?

Захотелось ответить грубо и пошло, но я сдержался. На конкурсе по сдерживанию внутренних порывов и терпеливости я бы точно взял главный приз — тут и к гадалке не ходи.

— И я всё равно настаиваю на дополнительной охране. Амира очень дорога султану. От неё зависит жизнь пресветлого, если ты не забыл. Так что…

— Нет, — перебил я. — С охраной жены я справлюсь сам.

— Я подниму этот вопрос перед султаном, — тут же проскрежетал светлейший и досадливо скривился, увидев мою ухмылку.

Ну, дą. Мне уже сообщили о приезде новой наложницы, которую тąк ждąл нąш любвеобильный правитель. Тąк что со всеми вопросąми придётся седмицу-другую подождąть. И эту карту визирю крыть было нечем.

— Именą злоумышленников по вопросу взрыва, — вновь изменил тему старый хрыч, — я хочу знать до их ареста, ą не после.

— Не для того, чтобы предупредить их, я нąдеюсь.

— Для того, чтобы избежать очередного скандала, если это снова окажутся представители знати. Дворец и без того достаточно дискредитировал себя в глазах народа, не хватало еще и внимание мировой общественности привлечь.

Я подумал, что этого внимания Султанату не избежать, коли один из самых приближённых правителя замешан в деле, от которого за уль разит тухлятиной, но вслух ничего не сказал, лишь плечом пожал неопределённо (визирь терпеть этой моей привычки не мог), мол, пусть думает, что хочет.

Дворец я покидал в самых мрачных чувствах, но по пути в штаб, который мои витязи устроили на развалинах нашего Управления, меня перехватил посыльный от Орешка. Поздоровался и молча — все лучшие люди моего стражмистра отличались исключительной молчаливостью — протянул мне записку: «Площадь Четвёртого рыбня, 18».

— Где это? — спросил я, всматриваясь в незнакомый адрес.

— В Прибрежной полосе, — ответил посыльный. — Проводить?

— Разберусь.