Сережа Боръ-Раменскiй

Когда дѣти узнали, что мать уѣзжаетъ съ отцомъ, они очень огорчились. Сережа принялъ это рѣшеніе родителей съ покорностію, но сестры его роптали. Онъ взглянулъ на нихъ полупечально, полусердито, не сказалъ ни слова и ушелъ къ себѣ. Въ домѣ шли приготовленія къ отъѣзду, всѣ были озабочены, всѣ были печальны. Одна Серафима Павловна немного оживала, будто жизнь возвращалась къ ней. Время, которое въ продолженіе ея болѣзни и выздоровленія текло для нея незамѣтно, но тяжко, заявило свою власть; она стала измѣрять его, и оно тянулось для нея невыносимо медленно. Не находила она себѣ мѣста, не могла ни работать ни читать; не хотѣла ни гулять, ни сидѣть на мѣстѣ и походила на отчаянно бившуюся птичку, застигнутую внезапно стрѣлою охотника. Силы въ ней не было ни на страданіе ни на смиренную покорность; выносливости въ ней не было. Всю жизнь жила она подъ крыломъ мужа, но отъ удара рока, отъ ниспосланнаго свыше несчастія охранить онъ ее не могъ, а она не смогла вынести жестокости внезапнаго удара, поразившаго ее въ самое сердце. Адмиралъ, возлагавшій большія надежды на путешествіе, торопился отъѣздомъ, который наконецъ наступилъ. Наканунѣ этого дня позднѣе обыкновеннаго адмиралъ остался у жены, которая не выходила изъ своихъ комнатъ, и, проходя въ кабинетъ свой, удивился, что дѣти и живущіе сидѣли еще за чайнымъ столомъ. Самоваръ уже не кипѣлъ, чашки стояли въ безпорядкѣ, и между сидѣвшими шла тихая, грустная бесѣда. Адмиралъ остановился.

— Чтò вы такъ поздно? Который часъ?

— Сейчасъ пробило двѣнадцать.

— Отчего жъ вы все еще не разошлись?

— Папа, — сказала Вѣра, — мы все ждали васъ. Намъ сказали, что завтра, въ одиннадцать часовъ, вы уѣзжаете и мы хотѣли выслушать ваши приказанія; завтра будетъ некогда. Кто остается здѣсь главнымъ? Кому вы что поручаете?

— По имѣнію — Сережа, по хозяйству — ты, Вѣра, но съ совѣта Сарры Филипповны, по ученью и по разуму, — адмиралъ улыбнулся, — Степанъ Михайловичъ. Да, я надѣюсь на васъ, любезнѣйшій другъ нашъ, въ случаѣ чего пришлите мнѣ телеграмму и пишите изрѣдка, не оставляйте меня безъ подробныхъ извѣстій о домѣ и дѣтяхъ. Я знаю, вы ихъ любите и не оставите добрыми совѣтами. Сережа, поди въ мой кабинетъ, мнѣ надо поговорить съ тобою, я сейчасъ приду.

Сережа всталъ и вышелъ; Степанъ Михайловичъ покраснѣлъ, какъ ракъ, отъ волненія.

— Дѣти милыя, дочери, — сказалъ адмиралъ растроганнымъ голосомъ, — я знаю, вамъ тяжело остаться, да и мнѣ не легко оставлять васъ. Мы переживаемъ тяжкое время, великое испытаніе; намъ бы слѣдовало жить вмѣстѣ, тѣснѣе сомкнуться, но что дѣлать, — мать больна, а всѣ мы обязаны жертвовать собою для нея, для облегченія ея скорби. Сначала была она больна тѣломъ, а теперь больна душою. Можно понять всю великость ея страданія изъ того, что она, столь любящая и нѣжная мать, бѣжитъ изъ родного гнѣзда, изъ собственной семьи, отъ родныхъ дѣтей, гонимая нестерпимой болью сердца. Поймите это. Я надѣюсь, что Богъ поможетъ мнѣ, и я скоро привезу къ вамъ назадъ вашу васъ всегда любившую и любящую мать. А пока живите дружно, любите брата. Онъ остался одинъ, онъ потерялъ своего брата, друга, товарища, онъ осиротѣлъ, и по его глазамъ вижу я всю великость его утраты. Утѣшить его нельзя, но смягчить вашею нѣжностью его томящую грусть можно. Сдѣлайте это ради меня и матери. Не забывайте мать, не ропщите, не обижайтесь на нее: она больна душевно. Думайте о ней, обо мнѣ, постарайтесь порадовать насъ согласіемъ и дружбою вашей въ отношеніи другъ къ другу, несчастіе пусть послужитъ вамъ къ большему сближенію. Христосъ съ вами. Пишите чаще и откровенно обо всемъ. Прощайте, до завтра.

Вѣра подошла къ отцу и обняла его съ необычайною для нея нѣжностью. Онъ перекрестилъ ее и поцѣловалъ дважды въ голову.

— И ты, Глаша, — сказалъ онъ меньшой, обнимая ее, — если ты когда-либо думала, что я люблю тебя меньше, ты ошибалась. Дѣти всѣ равно мною любимы, но ты была своевольна и строптива, и я былъ съ тобою строже, чѣмъ съ другими. Я увѣренъ, что ты сама поработаешь надъ собой и изъ своего своеволія выработаешь волю крѣпкую на добро, силу владѣть собою. Будь увѣрена въ любви моей, и да будетъ надъ тобою Божіе и мое благословеніе. Пиши ко мнѣ непремѣнно и часто.

Глаша цѣловала отца со слезами; она съ горячимъ, вдругъ охватившимъ ее чувствомъ любви къ отцу схватила обѣ его руки и прильнула къ нимъ горячими губами. Онъ погладилъ ее по головѣ, еще разъ поцѣловалъ, пожалъ руки всѣмъ живущимъ въ домѣ и, сказавъ: „Берегите дѣтей, загодя благодарю васъ“, вошелъ въ свой кабинетъ и затворилъ за собою дверь.

— Сережа, — сказалъ онъ, садясь у своего письменнаго стола, — вотъ расходныя и приходныя книги. — Онъ вынулъ ихъ изъ ящика стола, передалъ ихъ Сережѣ и объяснилъ ему подробно, что и въ какой именно книгѣ и графѣ онъ долженъ былъ записывать; потомъ далъ ему всѣ наставленія по хозяйству и объявилъ, что приказчики будутъ приходить за приказаніями и что все сполна по дому и по имѣнію поручено ему.