Сергей Круглов

В 1948–1949 годах в Министерство внутренних дел СССР с мест постоянно поступали докладные записки от начальников областных управлений МВД о приёме, расселении и трудоустройстве депортированных во исполнение приведенных выше постановлений правительства всё новых партий то выселенцев-дашнаков из Молдавии, то греков и турок из Закавказских республик, то семей кулаков и бандитов из Прибалтики, то бывших помещиков, крупных торговцев и активных пособников немецких оккупантов из Молдавской ССР, то спецпереселенцев-указников (то есть «тунеядцев», выселявшихся по указу Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 года) со всех краёв, то «иноподданных и лиц без гражданства» из Грузии. Прибывавшие контингенты расселялись в Казахской ССР, Якутской и Бурят-Монгольской АССР, Красноярском, Хабаровском и Алтайском краях, Омской, Томской, Курганской, Кемеровской, Тюменской, Читинской, Иркутской, Амурской и Новосибирской областях. И опять, как и раньше, в ряде районов все переселенцы были «размещены в квартиры, пригодные для жизни в зимних условиях», и трудоустроены. В других местах строившиеся «дома барачного типа» закончены не будут «за недостатком стройматериалов». В совхозе «Таёжный» Норильского ИТЛ и комбината МВД, например, 67 человек указников вместе с 38 членами их семей (в том числе 29 детей) были размещены «в одном бараке, очень скученно, окна в нём не застеклены, нет топлива и вообще без капитального ремонта барак в зимних условиях к жилью не пригоден». В докладных отмечалось, что многие люди «прибыли на поселение, не имея денег, продуктов, предметов домашнего обихода и теплой одежды, в результате чего в настоящее время испытывают материальные затруднения». В некоторых из выселенных семей не имелось ни одного трудоспособного человека. «Мотивы выселения этих лиц из республик Кавказа нам не ясны», — жаловался в своей докладной записке начальник УМВД по Алтайскому краю. В таких случаях на полях докладных московским руководством делались пометы: «Передайте указания министру (соответствующей отрасли)» для принятия необходимых мер.

После приёма, расселения и трудоустройства местными органами МВД «главное внимание было уделено тому, чтобы установить режим в местах поселения, обеспечить административный надзор за выселенцами и создать среди них агентурный аппарат, способный предупреждать побеги с места поселения». Во всех спецкомендатурах выселенцы-переселенцы заносились «в книги посемейного учёта» и под расписку предупреждались об ответственности за побег. На путях вероятного следования беглецов создавались дополнительные группы содействия задержанию лиц, «отлучившихся за пределы спецкомендатуры без разрешения органов МВД».

Абсолютное большинство трудоспособных переселенцев в сложившихся (прямо скажем, безвыходных) условиях добросовестно работали, в ряде случаев значительно перевыполняя заданные нормы, за что получали достаточно хорошее денежное вознаграждение. За беспричинный отказ от работы виновные привлекались к уголовной ответственности. Но случалось и такое, как, к примеру, по тресту «Хакасзолото»: прибывшие на поселение в августе и сентябре 1949 года «указники узбеки, казахи, туркмены и другие (всего 88 человек) не акклиматизировались, к тяжёлому физическому труду на приисках не привыкли и дневные нормы выработки не выполняют». Все равно, трое из них «за отказ от работы привлечены к уголовной ответственности» [45].

В связи с тем, что постоянное перемещение больших масс людей создавало огромные трудности с их размещением, обеспечением и трудоустройством и, таким образом, серьёзно нарушало установившуюся работу совхозов и промышленных предприятий, министр внутренних дел СССР Круглов С.Н. неоднократно обращался в Совет Министров СССР с просьбами об оставлении «на поселении навечно» некоторых категорий спецпоселенцев — поляков, «власовцев», «фольксдоче», членов семей «оуновцев» — и о распространении на них действия Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года об уголовной ответственности за побеги. Например, в 1936 году в Казахскую ССР были выселены «как политически неблагонадёжный элемент лица польской национальности», проживавшие в пограничных районах Украины и Белоруссии. В сентябре 1947 года, когда встал вопрос об окончании срока ссылки, «появились тенденции к массовому возвращению» поляков на Родину. В связи с этим возникла угроза оставления выращенного урожая на полях, поскольку некоторые колхозы полностью состояли из польских спецпереселенцев. Такие же трудности возникали и на других предприятиях, подневольные труженики которых, получив свободу, могли, отправившись к прежним местам проживания, оставить без рабочей силы шахты, рудники, заводы, строительства и другие производственные объекты. Установленных планов выпуска продукции при этом никто не изменял [45].