Противная сторона высказывалась иначе. Славянофилы были далеки от официальных восхвалений «революции Петра I», однако, вопреки укоренившемуся мнению, никогда не отрицали исторической неизбежности петровских реформ. В статье «О старом и новом» Хомяков писал: «Явился Петр и, по какому-то странному инстинкту души высокой, обняв одним взглядом все болезни Отечества, постигнув все прекрасное и святое значение слова «государство», он ударил по России, как страшная, но благодетельная гроза». Полемизируя с Белинским, Юрий Самарин в 1847 году спрашивал: «Кому приходило в голову признать случайным явление Петра Великого, его реформу и последующие события до 1812 года? Кто не признавал их исторически необходимыми? Нужно ли повторить еще раз объяснения, почти что поступившие в разряд общих мест? Кажется, незачем». Далее Самарин перечислял «нелепые мысли», которые «произвольно приписаны славянофилам» их противниками: «Реформа Петра убила в России народность и всякий дух жизни. Россия для своего спасения должна обратиться к нравам Кошихина или Гостомысла. Свойство смирения есть русское национальное начало. Любовь есть национальное начало… присущее славянским племенам».
Петровская эпоха находила свое, строго определенное, относительно небольшое место в изощренной историософии славянофилов, в их понимании хода всемирной истории и пути русского исторического развития. В петровских реформах славянофилы прежде всего не принимали насилия, подавления народа государством. В стихотворении «Петр» Константин Аксаков упрекал царя:
В том же стихотворении автор обращался к Петру I:
Мысль открыто полемичного стихотворения К. Аксакова многократно повторялась в исторических изысканиях славянофилов, в их публицистике и художественном творчестве. Насильственный характер петровских преобразований, насильственный разрыв с предшествующим ходом общественного развития, насильственное подражание Западной Европе подрывали, по мнению славянофилов, возможность особого пути исторического развития России. Петр I внес в ход русской истории элемент насилия, разобщил сословия и стал виновником сословной вражды, прежде русскому обществу неизвестной, — вот смысл славянофильской оценки петровских реформ.
Несомненно, что сложную проблему насилия в истории славянофилы понимали метафизически, в ее трактовке использовали прежде всего категории морально-этические. Вместе с тем они верно подмечали свойственную западникам апологетику государственности, недооценку ими роли народных масс в историческом развитии. Насильственный характер деятельности Петра I служил для них отправной точкой в критике современной им действительности, возвращение на особый путь исторического развития России они трактовали как отказ от привнесенного Петром I насилия, характерной для Западной Европы борьбы сословий, антагонизма «земли» и «государства», которые ведут к опасным революционным потрясениям. В строгом соответствии со своими либеральными убеждениями славянофилы критиковали изначальную противоречивость западнической концепции русского исторического развития, которая не только не отрицала, а, напротив, подразумевала неизбежность повторения в России событий, подобных западноевропейским революциям.
После выстрела Каракозова, в котором проявилось «зло нигилизма», Иван Аксаков писал престарелому Погодину: «По моему мнению, обер-нигилист — Петр Великий, а ближайший их родоначальник Николай Павлович. Теперь только всходят посеянные семена… История самый неумолимый кредитор: думаешь начать новое благоденственное житье, а она тут как раз со своими счетами».
Твердо стоя на почве государственной школы, Соловьев в ранних своих работах склонен был смягчать крайности исторических суждений западников и славянофилов. Изучая русскую историю, он подчеркивал преемственную связь двух ее половин, допетровской и послепетровской, что, конечно, противоречило взглядам Хомякова. Вместе с тем он усматривал связь «древней» и «новой» России в росте «народного самопознания» — тезис вполне славянофильский. В подходе к петровским преобразованиям компромисса быть не могло — и Соловьев решительно отверг мнение Константина Аксакова, который осуждал Петра, отклонившего Россию от «естественного хода развития».