Сергей Соловьев

В 1863–1867 годах ученый выпустил 13—18-й тома «Истории России», посвященные эпохе Петра I. Обобщив огромный материал, Соловьев создал наиболее полную в русской исторической литературе историю преобразований Петра I, его внутренней и внешней политики. Стержнем всех шести томов стала идея неизбежности, исторической закономерности реформ Петра Великого, которые понимались как революция. В четырнадцатом томе петровские реформы названы «нашей революцией в начале XVIII века», которая «была необходимым следствием всей предшествовавшей нашей истории». Подход — не погодинский, не герценовский, не славянофильский. Петр, по Соловьеву, не стоял над народом, а шел вместе с ним: «Он является вождем в деле, а не создателем дела, которое потому есть народное, а не личное, принадлежащее одному Петру. Великий человек есть всегда и везде представитель своего народа, удовлетворяющий своею деятельностью известным потребностям народа в известное время».

Интересно его сопоставление реформ Петра I с Великой французской революцией: «Наша революция начала XVIII века уяснится чрез сравнение ее с политическою революцией), последовавшею во Франции в конце этого века. Как здесь, так и там болезни накоплялись вследствие застоя, односторонности, исключительности одного известного направления; новые начала не были переработаны народом на практической почве; необходимость их чувствовалась всеми, но переработались они теоретически в головах передовых людей, и вдруг приступлено было к преобразованиям; разумеется, следствием было страшное потрясение: во Франции слабое правительство не устояло и произошли известные печальные явления, которые до сих пор отзываются в стране; в России один человек, одаренный небывалою силою, взял в свои руки направление революционного движения, и этот человек был прирожденный глава государства».

Основная идея, как видим, неизменна: сильная власть — спасение от потрясений, но эта власть должна стать во главе преобразовательного «революционного», движения.

Далее Соловьев словно бы прямо отвечает Ивану Аксакову, хотя писал он за два года до каракозовского покушения: «Французские историки считают себя вправе плакаться на такой ход дела у себя и с завистью посматривают на соседний остров, где фундамент здания складывался издавна, постепенно и прочно; но пусть же они плачутся на весь предшествовавший ход французской истории, которого революция была необходимым следствием; что не было сделано исподволь, постепенно, и потому легко и спокойно, то приходится делать потом вдруг, с болезненными напряжениями, которые мы называем революциями. И мы имеем право плакаться на нашу революцию, но опять с обязанностью плакаться также на всю предшествовавшую историю, которая привела к той революции, ибо условия здоровья не производят болезни».

Непредвзятый вывод из этого высказывания: Соловьев признавал историческую законность революционного пути общественного развития. Идея революции сопрягалась с идеей закономерности исторического процесса. В этом высшее достижение теоретической мысли ученого, которое совсем не случайно совпало во времени с коротким периодом социального оптимизма первых пореформенных лет, когда у историка сохранялись надежды на создание в России правового государства.

Правда, рассуждая о революции, Соловьев различал народную революцию и революцию «сверху». Иными словами, он противопоставлял революционному насилию масс насилие правящих верхов, которые, твердо проводя радикальные перемены, реформы, могут вывести государство из кризиса. Но могут — пример Людовика XVI — и ввергнуть страну в хаос. В конечном счете все решает личность, великая или жалкая, за которой идут народы. В России был Петр, и революционное движение, начатое «сверху», благополучно совершилось, не перейдя в «известные печальные явления». Могучая воля Петра устранила все опасности.

Налицо некоторое неустраненное противоречие: историк исходил из предпосылки о естественности и необратимости петровских преобразований, «народного дела», а пришел к упованию на мудрое и сильное правительство, на великую личность. Какова историческая роль народа? Что побуждает власть идти на реформы: народное недовольство, мнение просвещенного меньшинства, пример других государств? Где гарантии необратимости преобразований? На вопросы, которые неизбежно возникают при чтении петровских томов «Истории России», четкого ответа ученый не дает.