Однако появление г-жи Володимировой в Оптиной Пустыни вызвало вскоре настоящую трагедию. Началось с того, что в Оптину Пустынь прибыла некая Мария Михайловна Булгак, рожденная Бартенева. Трудно себе представить существо более отталкивающее и физически, и морально. Это была Квазимодо в образе женщины. Она была начальницей женской гимназии в г. Гродно. Перед приездом в Оптину она наскандалила в Вировском монастыре Седлецкой губернии, где ее собаки врывались в церковь. Пришлось обратиться к полиции, чтобы ее удалить. Там жила тогда на покое мать игумения София — сестра Елены Александровны Нилус. Явившись в Оптину Пустынь, г-жа Булгак возгорелась пламенным обожанием к старцу Варсонофию и обещала сделать завещание в его пользу, то есть в пользу Скита, на сумму в сто тысяч рублей. На этом основании она считала себя вправе командовать Старцем. Когда же это ей не удалось, ее обожание сменилось страстной, яростной ненавистью. Вооружившись, всевозможными клеветами и сплетнями, Булгак покатила в столицу и явилась в салон графини Игнатьевой. Этот салон посещался также архиереями, которые, увы, не задумываясь, поверили этой болтовне. Дабы лично проверить столь любопытные сенсационные слухи, в Оптину Пустынь отправилась сама графиня Игнатьева. Сначала она сделала визит настоятелю архимандриту Ксенофонту, потом дала знать о. Варсонофию, что явится к нему не как к старцу, но как к настоятелю Скита. Ввиду такого неприятного посещения о. Варсонофий попросил М. Н. Максимович выручить его при приеме графини и вести с ней светскую беседу. М. Н. Максимович была супругой Варшавского генерал-губернатора. Она жила почти безвыездно в Оптиной в собственном домике и была смиренной старицей, поистине святой жизни. Она пришла к чаю и вела с графиней любезный светский разговор, а Старец пребывал в молчании.
Результат был такой: графиня вернулась в Петербург с доносом — в Скиту растут цветы, а у Старца в келье хозяйничают женщины.
К этому прибавилось, что в монастыре оказалось 3 монаха-бунтовщика. Старец и Настоятель их усмирили. Но они подали на Настоятеля донос в Синод о якобы существовавших безпорядках в лесном хозяйстве.
Под самый Новый год — 1912-й, в Оптину прибыл архиепископ Серафим Чичагов и прямо с дороги, ничего не исследовав, за всенощной новогодней произнес против скитоначальника — о. Варсонофия и настоятеля — о. Ксенофонта поносную и оскорбительную проповедь перед лицом всей Оптинской братии. Он заявил, что Оптина Пустынь стала местом полнейшего падения нравов и грозил гневом Божиим. Оба начальствовавших старца, убеленные сединами, стояли по бокам говорившего и поддерживали архиерея под руки. Оптинская братия была поражена, как громом… Это был жестокий удар… Преосвященный поднял даже вопрос о закрытии Оптинского скита…
Что касается о. Ксенофонта, он вскоре доказал, что в ведении им хозяйства не было никаких неправильностей или ущербов. Однако потрясение, им пережитое, вскоре свело его в могилу. С о. Варсонофием пришлось труднее: от него потребовали, чтобы он произнес осуждение Нилуса в блудной жизни. Старец наотрез отказался это сделать и должен был покинуть Оптину Пустынь. Его произвели в архимандриты, несмотря на то, что он был схимник, и дали в управление Голутвинский монастырь, заброшенный и в полном упадке. Обитель эта стала быстро возрождаться, но о. Варсонофий не мог пережить разлуки с Оптиной Пустынью, он тяжко заболел и в 1913-м году преставился.
Благодаря распоряжению Синода, воспретившему мiрским лицам жить в Оптиной, Нилусам пришлось вернуться в Валдай.
Оптиной Пустыни обязаны выходом в свет следующие книги Нилуса: «Сила Божия и немощь человеческая», «Святыня под спудом». Преосвященный Никон Вологодский печатал в «Троицком Слове» дневник Нилуса под заглавием «На берегу Божьей реки», который вышел отдельной книгой в 1916-м году. Нилус не ожидал, что с отъездом из Оптиной Пустыни он сможет продолжать вести свой отдел в «Троицком Слове», где печатались его дневники. Но жизнь в Валдае была богата духовными впечатлениями и общением с людьми преданными Церкви. К нему приезжали со всех концов России, ему писали… «Божья река» не иссякла и продолжала струиться, и он мог продолжать закидывать в нее свои рыбачьи сети…
«Жизнь в Валдае продолжалась с 1912 года и вплоть до начала революции. Приблизительно 8 лет. Описывать подробно мы эту жизнь не можем. Приведем здесь только два отрывка из воспоминаний: 1) бывшего студента, прогостившего у Нилусов 6 недель; 2) племянницы Е. А. Нилус.