Согласно летописцу, Тохтамыш «прииде къ Москве месяца августа въ 23 день въ понеделникъ въ полобеда». Передовые татарские отряды окружили Кремль и заняли позиции на расстоянии двух-трех полетов стрелы от городских укреплений. «И потомъ не во мнозе приехаша ко граду и воспросиша о великомъ князе, глаголющее сице: „есть ли князь Дмитрей во граде?“ Они же (горожане. –
Но это была лишь временная передышка. Наутро начался штурм. Однако взять прекрасно укрепленный город Тохтамышу не удалось. «Гражане же наипаче стрелы пущаху на нихъ, и камение метаху, и самострелы, и тюфяки». Со стен Кремля впервые в русской истории заговорили пушки.
Тогда хан прибег к хитрости. На четвертый день осады «въ полобеда» к Кремлю подъехали «татарове нарочитии, болшиа князи ордынскиа и рядци его, съ ними же и два князя суздальскиа, шуриа великого князя Дмитреа Ивановича, Василей да Семень, сынове князя Дмитреа Костянтиновичя Суздальскаго». Подойдя к городской стене, они начали уговаривать москвичей: «царь васъ, своихъ людей, и своего улуса хощетъ жаловати, понеже неповинни есте; не на васъ бо прииде царь, но на князя Дмитрея, вы же достойни есте милости; и ничто же требуетъ отъ васъ царь, точию сретите его съ честию, со княземъ вашимъ, с лехкими дары; хощетъ бо сей градъ видети и въ немъ быти, а вамъ всемъ даетъ миръ и любовь». При этом суздальские князья поклялись, что хан не сделает осажденным ничего плохого. Горожане «же емше имъ веру и отвориша врата градныя и выидоша со кресты, и со княземъ, и з дары, и съ лутчими людми». Татары отвели князя Остея «въ полкъ свой» и там убили, а затем в городе началась резня: «начаша вся безъ милости сещи». Захватчики «овехъ изсекоша, а другыхъ плениша, и церкви разграбиша, и книгъ множьство отвсюду снесено въ осаду пожгоша, и богатство и имение и казны княжескиа взяша». По сообщению летописца, Москва была взята «августа въ 26 день… в 7 часъ дни, в четвертокъ, по обедехъ».
Татары, захватив Москву, рассыпались отрядами в разные стороны, грабя, убивая, сжигая и захватывая пленных на своем пути. «И не единъ же токмо сеи град пленен бысть, но и инии мнози грады и страны, – продолжает летописец. – Къ Володимерю граду шедшее татарове плени-ша, а люди изсекоша, а иные в полонъ поведоша. А инии ходиша къ Звенигороду и к Можаиску и темъ тако же створиша, а инии шедше в Переславль взяша и пожгоша его, повергъше бо его гражане бегоша на озеро и тамо избыша от нахожения поганых. А инии къ Юрьеву шедша пограбиша и пожгоша и инии мнози гради и власти и села и манастыри повоеваша и пожгоша и много зла земли Рустеи сотвориша».
Один из татарских отядов подошел к Волоку, но был разбит стоявшим здесь князем Владимиром Андреевичем Серпуховским. Опасаясь флангового удара со стороны Волока и Костромы, где находился великий князь Дмитрий, Тохтамыш дал приказ отступать и «по малехъ дний поиде вспять со многимъ полономъ и беззчисленымъ богатствомъ». По дороге он взял Коломну и, опустошив Рязанскую землю, «отъиде въ Поле въ свояси». А вскоре в столицу вернулся великий князь со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем Серпуховским. Автор «Повести о нашествии Тохтамыша» нарисовал страшную картину, которую застал в Москве после ухода татар: «…ничто же благо видети, но токмо дымъ и земля и многа трупия мертвых лежаща, а церкви камены вне огоревши, внутрь же [вс]юду выгоревши и почерневши и полны крови христьянскы и трупии мертвых. И не бе в них пения, ни звоненья, никого же приходяща к нимъ, не бе бо никого же въ граде оста-лося, но бе пусто в немъ».
И все же жизнь в Москве возрождалась вновь. Под тем же 1382 г. летописец записал: «Тоя же осени бывшу Киприану митрополиту всея Руси во Твери и тамо избывшу ему татарскаго нахожениа, князь же великий Дмитрей Ивановичь посла по него два боярина своего, Семена Тимофеевичя да Михаила Морозова, зовя его к себе на Москву; он же поиде со Твери на Москву месяца октября въ 3 день, а на Москву прииде того же месяца октября въ 7 день».[856]