Исследователь также обратил внимание на то, что ранние летописные источники (Рогожский летописец и Симе-оновская летопись, отражающие Московский свод 1408 г.) называют Алексея в крещении Симеоном, тогда как его «Житие», написанное в 1459 г. уже знакомым нам Пахомием Логофетом, и позднейшие летописи – Елевферием. В некоторых списках XVII в. Никоновской летописи оба этих имени митрополита приводятся вместе. Не исключено, что источники отражают существование у Алексея так называемого прямого имени (соответствующего святому, память которого приходится на день рождения) и крестильного. Эта ситуация хорошо известна на примере двойных христианских и княжеских имен. Близкое соседство имен Елевферий и Симеон наблюдается в святцах дважды:
Что же касается важного свидетельства, что Алексей «старее сый князя великого Семена 17 лет», которое относит рождение святителя к 1300 г., то, по мнению А. А. Турилова, оно не может быть принято безоговорочно, так как здесь возможна описка (ошибка внутреннего диктанта) в записи числа под влиянием звучания имени («Семена» – «семьнадесять» вместо «тринадесять»). Если годом рождения Алексея признать 1300 г., то тогда в качестве великого князя должен был быть упомянут Андрей Александрович Городецкий, а не Михаил Ярославич Тверской.[203]
В принципе соглашаясь с доводами А. А. Турилова, следует уточнить, что на основе приведенных им доводов годом рождения Алексея следует признать не 1304-й, а следующий, 1305 г. Эта неточность возникает из-за сбивчивости летописной хронологии.Летописец описывает интересующие нас события в следующей последовательности: смерть Андрея Городецкого (27 июля 1304 г.), отъезд Михаила Тверского в Орду, поход Акинфа на Переславль и его гибель, возвращение Михаила из Орды (осень 1305 г.).
Из этих четырех событий лишь первое и последнее имеют более или менее точную датировку. Установить же точное время отъезда Михаила Тверского в Орду позволяет сохранившееся житие его сестры Софьи Ярославны, в котором читаем: «Наставъшю же 2-му на 10 лету пострижения ея (речь идет о 1305 г., поскольку Софья постриглась 10 февраля 1293 г. –
Для нашей темы это важно тем, что позволяет установить точное время, когда будущий митрополит покинул стены Богоявленского монастыря. Судя по рассказу о нем в Рогожском летописце, Алексей «пребысть в чернечьстве даже и до 40-ть лет»,[205]
то есть сорок лет ему исполнилось осенью 1345 г. С учетом того, что его назначение митрополичьим наместником могло последовать не сразу после этого юбилея, а в течение нескольких последующих месяцев, данную перемену в его жизни следует отнести к концу 1345 – началу 1346 г. Отсюда получается, что Стефан, появившийся в Богоявленском монастыре летом – в начале осени 1345 г., действительно несколько месяцев жил в стенах обители одновременно с будущим митрополитом и вполне мог петь вместе с ним на монастырском клиросе. Таким образом, данный факт еще раз подтверждает точность рассказа Епифания о жизни Сергия Радонежского.В отличие от старшего брата Сергий, оставшийся в одиночестве, терпеливо совершал свой духовный подвиг. Рассказывая об этом времени, Епифаний пишет, что преподобному пришлось пережить «уединение, и дръзновение, и стенание, прошение и всегдашнее моление, еже присно къ Богу приношаше, сльзы тъплыа, плаканиа душевнаа, въздыханиа сердечнаа, бдения повсенощнаа, пения трезвеннаа, молитвы непрестанния, стояниа неседалнаа, чтениа прилежнаа, коленопоклоняниа частаа, алъканиа, жаданиа, на земли леганиа, нищета духовнаа, всего скудота, всего недостаткы: что помяни – того несть». Сергию пришлось защищаться от диких зверей: «мнози бо зверие… в тъй пустыни тогда обретахуся. Овы стадом выюще, ревуще прохождааху, а друзии же не въ мнозе, но ино два или трие, или единъ по единому мимо течаху; овии же отдалече, а друзии близъ блаженнаго приближахуся и окружаху его, яко и нюхающе его». Широко известен эпизод с медведем, который взял в привычку приходить к преподобному и с которым тот вынужден был делить свой скудный хлеб. Другой раз Епифаний упоминает о «воях бесовьскыхъ», которые «бяху въ одеждах и въ шапках литовскыхъ островръхих», устремившихся на блаженного, «хотяше разорити церковь… и грозяще ему и устрашающе его, хотяще убити его», которых Сергию удалось прогнать силой молитвы.[206]