У меня был план разрезать ее и посмотреть, как она устроена внутри. Но в темноте мы заблудились в овраге, и пришлось как-то выбираться. У меня был с собой перочинный нож. Я был наивным – думал, что такого ножа достаточно, чтобы кого-то убить. Тогда и случился перелом. Меня и до того преследовали фантазии и сны. Та девочка – я собирался ее убить. Нет, я не считал, что ей суждено умереть. То есть я понимал, что она умрет, но ничего не мог поделать. Я хотел посмотреть на ее руку – как там устроены мышцы. Я хотел себе устроить подробный урок по анатомии, хотя не думаю, что знал название хотя бы трети тех вещей, которые собирался там найти»153
.Так или иначе Вудкок с девочкой вернулись домой три часа спустя. Полицейские наведались к Мейнардам, но о далекоидущих планах Вудкока они не знали. Его не привлекли к ответственности, потому что с девочкой ничего не произошло. Вудкок пообещал приемной матери, что больше не будет увозить с собой детей, но сам он говорил, что продолжал душить их до потери сознания, снимать одежду и разглядывать их тела. Ни об одном из этих преступлений не заявляли в полицию – неудивительно для консервативного протестантского города, такого как Торонто в 1950-х. И вот в сентябре Вудкок зашел слишком далеко и убил свою первую жертву, Уэйна Маллета.
После убийства Кэрол Войс двое офицеров, занимавшихся мартовским эпизодом, сразу вспомнили мальчика на велосипеде. Вудкока арестовали на второй день после убийства, и он сразу признался. Вот что он вспоминает сам: «Я боялся, что мама все узнает. Маму я боялся больше всего. Я не знал – вдруг полиция напустит ее на меня».
Вудкока признали невиновным по причине невменяемости и отправили в закрытую психиатрическую клинику в Онтарио. (Обвинение настояло на том, чтобы Рональд Моватт, мальчик, осужденный за убийство Уэйна Маллета, оставался в заключении. Его освободили только в мае 1957 года, спустя четыре месяца после ареста Вудкока. Судья заявил ему: «Я могу тебе сказать только одно. Конечно, тебе решать, было признание истинным или ложным, и правильно ли ты поступил, с учетом того, на что ты себя обрек и через что прошли твои родители. Так или иначе причина лишь в том, что ты не сказал правды».)
Тридцать пять лет Вудкок подвергался различным формам психиатрической терапии, включая лечение ЛСД, которое стало популярным в 1960-х. Его накачивали препаратами, ломающими личность: скополамином, амиталом, метедрином, дексамилом.
Он прошел «диады» – терапию, когда сокамерники подвергали ломке его систему убеждений. Эти сессии они сами называли «Сто дней ненависти». Диады придумал в конце 1950-х – начале 1960-х гарвардский психолог и бывший эксперт ЦРУ по тактике допросов и психологической ломке Генри Э. Мюррей. В 1960-х годах одним из волонтеров, участвовавших в экспериментах Мюррея, был студент Гарварда Тед Качинский, будущий Унабомбер.
Вудкок не был образцовым заключенным. Он предавался гомосексуальным утехам и эксплуатировал сокамерников, которые был не так умны или более безумны, чем он сам. Он продолжал фантазировать о банде, которую теперь называл «Братство». Другим заключенным Вудкок внушил, что имеет связи с этой мифической группировкой, находящейся на свободе. Чтобы вступить в нее, заключенные должны были заниматься с Вудкоком оральным сексом и дарить ему сигареты.
Еще
Несмотря на многочисленные нарушения режима, Вудкок постепенно утвердился в статусе психологически стабильного пациента. Ему удалось обаять персонал госпиталя благодаря уму и сообразительности – как когда-то школьных учителей. Однако психиатры продолжали наблюдать у него фантазии об убийствах и считали его опасным.
Проблема заключалась в том, что на тюремную и психиатрическую систему Онтарио оказывалось огромное политическое давление – следовало быстрее освобождать заключенных, чтобы было куда помещать новых. В 1990 году, спустя тридцать пять лет после убийств, было решено, что Вудкока, или Крюгера, как его теперь звали, можно интегрировать обратно в общество – дальнейшее содержание под стражей означало бы полный провал психиатрического лечения.