Серп и крест. Сергей Булгаков и судьбы русской религиозной философии (1890–1920)

Нетрудно понять, почему публикация статьи Булгакова о социальных целях идеализма на страницах «Нового пути» послужила причиной его конфликта с редактором. Хотя в понимании самого главного между ними было много общего, Булгаков и Мережковский разошлись во мнениях по поводу того, каким образом должна была осуществляться социальная реформа в России. Булгаков утверждал, что до упразднения самодержавия бессмысленно даже обсуждать перемены в церкви; Мережковский же рассматривал реформу православной церкви как путь к созданию нового общества. Это были радикально расходящиеся мировоззрения. Булгаков видел общество светским и полагал, что его организация должна быть приведена в соответствие с западноевропейскими принципами; примерно такой же позиции придерживался и Бердяев. По мнению Мережковского, напротив, общество, в конечном счете, было организовано по религиозным принципам, а русская история с петровских времен стала отступлением от этих истинных принципов. Требовалось вернуться к этим началам, и в этом могли бы помочь старообрядцы. Любопытно отметить, что либерализм Булгакова не обязательно противоречил вниманию к церкви и важности ее реформирования.

Конфликт с Мережковским с очевидностью обозначился в ранней статье Булгакова «Самодержавие и православие» (1902), опубликованной в журнале освободительного движения «Освобождение». В ней Булгаков рассматривает религиозную проблему в первую очередь как политическую и обвиняет Мережковского и других участников религиозно-философских собраний в том, что они заняты обсуждением религиозных вопросов, тогда как насущной задачей является политическое освобождение. Религиозная свобода – самая основная из всех свобод. Самодержавие не притесняет те старообрядческие секты, которые не представляют политической опасности и не определяют себя по отношению к социальным вопросам. И тем не менее русская революция должна (и будет) сопровождаться русской реформацией.

Таким образом, религиозный вопрос в России есть прежде всего вопрос о положении православной церкви в самодержавном государстве. Всякая церковная организация – и в частности православная церковь – должна быть свободна и автономна в своей внутренней жизни и распорядке.

Цезарепапизм русской церкви – первое зло, с которым надлежит справиться. Одним словом, Булгаков постулирует связь религиозной и политической свободы; религиозная свобода – это вопрос политический;

«час победы над самодержавием и будет часом торжества религиозной свободы в России»[149].

К 1904 году вера Булгакова в политику достаточно четко оформилась в социальную программу, побудившую его расстаться с Мережковским. В конце 1904 года Булгаков и Бердяев отошли от «Нового пути», чтобы участвовать в создании нового журнала «Вопросы жизни». Однако, несмотря на идейные расхождения, в 1901–1904 годах эти мыслители были попутчиками. Их объединяли не только отказ от позитивизма и переход на позиции метафизики; они также разделяли веру в необходимость социальной реформы и сопутствующей ей религиозной реформы. «Новые люди» считали, что для будущего России необходимо преобразование церкви, будь то путем политического освобождения или путем изменения христианского вероучения.

«Новое начинание» 1901–1904 годов оказалось неубедительным: никто не смог предложить четкую альтернативу вере в прогресс, науку XIX века и необходимость насильственного покорения природы. Тем не менее последствия жарких споров об идеализме и метафизике, а также возрождение романтизма в литературе и новый виток внимания к церковному вероучению и церковным институтам оказали свое воздействие. Так и не придя к окончательным выводам, участники коллективного обновления начала 1900-х годов решающим образом изменили параметры культурных и интеллектуальных дебатов. Безоговорочному признанию «прогресса», которое влекло за собой согласие относительно исторической отсталости России со стороны марксистов и народников, они противопоставили картину сверхопытных миров; они вынесли на повестку дня важнейшие богословские вопросы, которые в дальнейшем определили обсуждение вероучения на церковном соборе 1917–1918 годов, и придали духовное измерение русскому авангарду; они обратили внимание образованного общества на первостепенное значение реформ и в церковной, и в светской областях жизни, предвидя, пусть и в самых общих чертах, преобразование русского общества через преобразование русской церкви. Культурный сдвиг 1900–1901 годов поставил вопросы, которые на протяжении последующих двух десятилетий предстояло решать политике, философии, искусству и общественной деятельности.

Глава пятая

Идеализм в политике: революция