Сесиль. Амори. Фернанда

Фернанда же, хотя и вышла из своей комнаты с ясным выражением на лице и твердой решимостью в сердце, по мере приближения к комнате Мориса испытывала прилив таких же точно чувств и такой силы, что она тоже остановилась у кровати, не имея возможности вымолвить ни слова или высказать хоть какую-нибудь мысль, словно все ее способности, придававшие ей такую тонкость, изысканность, высокую духовность, а порой и непреклонную твердость, улетучились, уступив место какому-то оцепенению. Воцарившееся молчание походило, если можно так выразиться, на взаимное эхо двух сердец. Казалось, кровь молодых людей под воздействием некоего физического явления остановила свой бег, а взгляд был исполнен такой тревоги, что в глазах обоих застыло одинаковое удивление, и если бы кто-либо увидел их в тот момент, то несомненно поклялся бы, что невесомая душа уже покинула или, по крайней мере, готова была покинуть материю.

Наконец, Фернанда первой нарушила молчание.

— Я здесь, — сказала она. — Вы попросили меня прийти, Морис, но я и без того все равно бы пришла.

— Значит, вы поняли, как мне необходимо было видеть вас и говорить с вами. О, спасибо, спасибо! — воскликнул Морис.

— Такую же точно необходимость испытывала и я, мой друг, — отвечала Фернанда, — ибо я многое, конечно, хотела бы услышать от вас, но и сама многое хочу вам сказать.

— Ну что ж, давайте поговорим. Теперь мы, наконец, одни, Фернанда, нет больше нескромных взглядов, которые следят за нами, нет жадных ушей, которые слушают каждое ваше слово. Вы, говорите, многое хотели бы услышать, а я хочу сказать вам только одно. Вы не пожелали больше видеть меня, а я не пожелал больше жить. Вы согласились прийти ко мне — и я говорю добро пожаловать жизни, если она возвращается вместе с вами. Спасибо, Фернанда, эта минута заставляет меня забыть все, что я выстрадал.

— Да, я не сомневаюсь, вы очень страдали, Морис, к несчастью, ваша слабость служит тому доказательством. Но вы, по крайней мере, жили в тишине и одиночестве. А я вынуждена была жить в окружении людей и в обстановке развлечений; у вас была возможность плакать, а мне приходилось улыбаться. Морис, — добавила Фернанда, — я страдала еще больше, чем вы.

— О Боже мой! Боже мой! — воскликнул больной в благоговейном восторге. — Неужели вы сжалились надо мной и после стольких страданий мы будем наконец счастливы?

— Да, Морис, я на это надеюсь, — с печальной улыбкой сказала Фернанда, возводя к небу, к которому Морис воздел руки, свои прекрасные, ясные глаза.

— Фернанда, — промолвил Морис, — вы говорите это тоном, пугающим меня. За время нашей разлуки с вами произошли странные, непостижимые и непонятные для меня перемены.

— Хотите я скажу вам, что произошло со мной, чего вы не понимаете?

— О да! Говорите.

— Ну так вот! Ваша мать, Морис, взяла меня за руки, словно свою дочь, а ваша жена поцеловала меня как сестру.

Морис вздрогнул.

— В этом доме, — продолжала Фернанда, — меня приняли так, словно я имела право явиться сюда; поднявшись, возвысившись, очистившись, я поняла, чем обязана вашей матери, вашей жене, их гостеприимству.

— Боже мой! Боже мой! Что вы такое говорите, Фернанда? — воскликнул Морис, поднимаясь с постели. — К чему вы все это говорите?

— Ваше восклицание доказывает, что вы меня поняли; соберитесь с духом, Морис, будьте мужчиной.

— О Боже мой! Боже мой! — снова воскликнул Морис, заламывая руки.

— Морис! Морис! — сказала Фернанда. — Не волнуйтесь так, вы поступаете неразумно. Успокойтесь, умоляю вас. Вы пока слишком слабы, этим утром вы умирали. Морис, ваша жизнь все еще в опасности, ночь холодная. Если вы хотите, чтобы я осталась возле вас, надо не только слушать меня, но и повиноваться мне. У тела свои законы, не связанные с душевными переживаниями. Морис, руки у вас открыты, можно простудить грудь. Позвольте мне поухаживать за вами, словно я ваша жена или мать. Морис, прошу вас от их имени, я здесь по их воле; пока Фернанда находится в этом замке, она должна представлять их; я говорю с вами и действую в их интересах. Морис, вы должны любить тех, кто вас любит, а главное, любить их так, как они вас любят.