Сестра Ноя

Румяная официантка принесла нам разноцветные шарики мороженого в серебристых вазочках и высокие стаканы с пенистым розоватым молочным коктейлем и предложила поставить музыку. Арсений протянул пятачок и, подумав, заказал песню «Аве Мария» в исполнении Робертино Лоретти. Официантка опустила в музыкальный автомат монету, нажала кнопку с названием песни — и в ванильно-галдящее пространство кафе ворвался чистый звонкий голос итальянского мальчика, и полетела щемящая душу песня: «Авэ Мари-и-и-я, ве-е-е-ерджин дель че, совра-а-ана ди грация мадрэ пия, якольё нёрь ля фервэнте прегьера…» — подпевали мы вполголоса, часто моргая, смущенно отвернувшись к окну. Мы слизывали с ложечек цветные стружки мороженого, маленькими глотками отпивали шипящий жемчужной пеной коктейль и смотрели за окно, куда из многолюдного кафе улетала прекрасная песня, неслась над серым асфальтом проспекта, парила над сверкающей синей водой, шелестела в желтеющей листве деревьев, взлетала в бирюзовое небо, купалась в солнечном золотистом свете — и вновь возвращалась к нам, за наш столик, где в наших аккуратно причесанных головах рождались одна за другой новые и новые темы для обсуждения… А по щекам сами собой стекали прохладные слёзы. Песня внезапно стихла, вернулся шум разговоров, мы взглянули друг на друга, опустили глаза, достали носовые платки, одновременно протянули их друг другу и, улыбнувшись неловкости, промокнули щеки, он — мне, я — ему.

Потом нас позвала к себе большая вода. Мы дошли до набережной, спустились на песчаный берег к желтой пенистой волне, пахнущей рыбой и тиной, удалились подальше от шумных компаний, пирующих на одеялах с кастрюлями, банками и бутылками; сняли туфли и босиком по щиколотку в мягком теплом поскрипывающем песке дошагали, наконец, до крутого обрыва, в каменистой нише которого на мятых газетах присели и окунулись в тишину — это было любимое место моё, где не раз скрывалась я от дождя, это было потайное место Арсения, куда он сбегал помечтать.

Помню каждый миг того счастливого дня, каждое слово наших непрестанных разговоров, каждый звук песни про Деву Марию, каждое движение, шаг, запахи, вкус, каждую черточку лица и складку одежды, будто всё это случилось только что. Потом бывали наши встречи, иной раз мы даже ссорились, но правда, уже через пять минут мирились, непрестанно прося друг у друга прощение, потому что для нас казалось непереносимым разделяться хоть на миг. Да, это была любовь, но такая высокая и чистая, как голос того итальянского мальчика, как песня, в которой он признавался в любви к Божией Матери, как наши мысли, ведущие нас рука об руку по земной дороге куда-то очень, очень высоко, где всё сияет вечным светом, где не умолкают блаженные звуки славословия и той живой любви, которая нас привела сюда, в бесконечную «жизнь будущего века», которую мы «чаяли» с детства, сами того порой не осознавая.

Видимо, чтобы высота наших отношений не омрачилась чем-то низменным, чтобы не «сползли» мы с небесной высоты в земные болотные топи, Господь не дал нам испытать обычные чувства, которые вспыхивают между юношей и девушкой, мужчиной и женщиной. Вспыхивают, быстро сгорают, превращаясь в серый пепел отчуждения, раздора, развода. О, нет, наша любовь выдержала испытание временем, закалилась в огне откровений и стуже печали. Может именно поэтому, между нами возникла и с каждым днем крепла мощная связь, которая не ослабевала от расставаний и географического удаления друг от друга. Будто невидимые ангелы соединяли нас, почтальонами пересылая от одного к другому свидетельства негасимой любви, не знающей преград ни в расстояниях, ни в душевных дрязгах, ни во времени.

Иногда в юности я думала, как мы сможем пережить твою женитьбу и моё замужество? Ведь мы так воспитаны, что не сумеем изменять супругу, не посмеем разрушить наши семьи. Но пришло время, я вышла замуж, ты женился, а мы все еще вместе и нет конца нашей братской любви. А сейчас, всё чаще приходят на ум размышления о том, что с нами будет в случае перехода одного из нас в вечность? Тогда, чувствуя беспомощность, я много месяцев молилась Пресвятой Богородице — ведь Она знает, каково потерять Сына и долгие годы жить на земле без Него.

Молилась о том, чтобы умереть нам с тобой в один день и в один час.

Только однажды ночью после причастия Святых Тайн, когда меня переполняла благодарность к Иисусу, Которого я в такие минуты называла не иначе как Сладчайший… Я вдруг почувствовала, что не надо мне молиться о нашем земном единстве, потому что мы уже переросли это состояние двух любящих душ, наше общение выросло в ту духовную связь, которой все земные ограничения неподвластны.