Сеть паладинов

В сундуке могли быть только бумаги сенатора. Если магистраты приходят и опечатывают их, значит, сенатор либо убит, либо арестован. Зная о его ночных похождениях с таинственными монахами, Джироламо не удивился такому повороту дела. Выбравшись из толпы, он поспешил на встречу с Витторио, рассчитывая узнать у него новости из канцелярии.

К его удивлению, Витторио знал не намного больше.

— Что-то произошло ночью с сенатором Феро, — сказал Джироламо секретарю.

— Ничего не произошло, — заметил спокойно тот. — Он просто исчез.

— Что значит исчез?

— Насколько нам известно, он вышел ночью прогуляться. К утру не вернулся. Куда сенатор делся, неизвестно. Его гондолу нашли на канале Святых апостолов неподалёку от дома.

Джироламо кивнул. По всей вероятности, двое незнакомцев, забиравшихся к сенатору в дом, приплыли на этой самой гондоле. Джироламо не торопился делиться собственными впечатлениями и фактами, предпочитая получить их у секретаря.

— А как стало известно, что Феро исчез?

— Утром это обнаружила его супруга. Он не вышел к завтраку. Поднявшись в кабинет мужа, она обнаружила там страшный беспорядок. Всё было перерыто и разбросано, будто там кто-то что-то искал. Вот и всё. Она послала за «Стражами ночи». А потом подошли сенаторы. Они вместе с барджелом опечатали кабинет Феро и его документы.

— А сын? Может быть, сын что-то видел или слышал?

— Нет. Сын спал. Его комната в другом конце дома.

Витторио пытливо посмотрел на Джироламо, вероятно, надеясь, что тот поделится с ним какими-нибудь сведениями. Он был уверен, что Джироламо, конечно, знает гораздо больше него о событиях прошедшей ночи, но по выражению лица бывшего однокашника быстро понял, что тот делиться ничем не собирается, а профессиональная скромность не позволила Витторио задавать лишние вопросы. Однако Джироламо пожалел его, покачал головой и сказал:

— Знаешь, а ведь и мы ничего о нём не знаем. Мы видели, как сенатор ушёл ночью, и знали, что он не вернулся. Но больше в самом деле не видели ничего. — Джироламо невесело усмехнулся. — Честно говоря, я думал, что он арестован. Меня бы это не удивило. А теперь... — он развёл руками.

— Что же теперь? — тихо спросил Витторио.

Джироламо пожал плечами.

— Наверное, сделаем перерыв, пока картина не прояснится.

Витторио обещал сообщать новости.

Вернувшись в гостиницу, Джироламо объявил общий сбор. Его не покидало ощущение, что им теперь в самом деле пора было остановиться, чтобы не попасть под подозрение сбиров или «Стражей ночи». Исчезнувшего сенатора, выполнявшего секретные задания Совета Десяти, будут разыскивать по всему городу. Молодые люди, которые вертятся две недели около сенаторского дома и не спят по ночам, конечно, попадут в поле зрения сбиров. «Не съехать ли нам из гостиницы?» — подумал было он, но быстро отогнал от себя панические мысли. Такое поведение, напротив, может показаться подозрительным.

Когда они собрались вместе, он распорядился Франческо и Джанбаттисте Первому держаться подальше от площади Святых апостолов, а Джабе Второму, напротив, запретил вечером и ночью покидать гостиницу и приказал продолжать скрытно наблюдать за домом. А сам вместе с Пьетро доплыл вечером до Фузины и, перегрузившись с гондолы на барку, отправился в Падую.

На следующее утро падроне, с хмурым видом уставившись в бюст Аристотеля, за которым хранились его заветные папки, слушал донесение подчинённого.

— Н-да-а, — наконец протянул он, не скрывая своей растерянности. — Чем дальше мы влезаем в это дело, тем запутанней оно становится. Ты сам-то что думаешь, Джироламо?

— Те, кто залезали ночью к сенатору, знали, что его там нет и что там нет Филиппо. Значит, они были в курсе их ночных прогулок. Возможно, за ними обоими следили.

— Как за теми каталонскими монахами?

— Да. Может, это были те же люди.

Реформатор кивнул.

— Они, вероятно, искали то же, что и мы. Не исключено также, что они имеют отношение к его исчезновению. Можно даже предположить, что они наверняка знали о том, что сенатор не вернётся!

Джироламо с сомнением посмотрел на падроне:

— Почему? Ведь мы тоже залезали к сенатору. Правда, ничего не переворошили. Все оставили на своих местах.