Сеть паладинов

Они крепко держали друг друга, словно боясь расстаться. Даже растроганный настоятель что-то пробормотал дрогнувшему венецианцу. Мужчины отошли в сторону, чтобы не мешать матери с сыном. Однако оба не спускали с них глаз.

Через некоторое время настоятель зычно окликнул мальчика. Тот разжал объятия и подошёл к монаху.

— Илья, теперь тебе надо идти, — повелительно проговорил настоятель. Видя, что мальчик с мольбой смотрит на мать, он добавил: — Ты увидишься с мамой позже.

Было видно, что настоятель имел над мальчиком огромную власть. Осман-Илья, прижавшись губами к материнской руке, высвободился от неё и, низко опустив голову и больше не оборачиваясь, скрылся во внутренних помещениях монастыря.

Елена недоумённо глядела на монаха. По скулам её спутника гуляли желваки.

— Это почему ещё? — вспылил вдруг венецианец, сощурив глаза. — Почему вы услали мальчишку?

Монах, сложив вытянутые руки перед собой, глядел на Елену.

— Я ведь не сказал вам, что вы можете забрать мальчика.

— Это почему же? Мальчик узнал свою мать! Что вам нужно ещё? Почему вы не даёте ему уйти с матерью?

Калуджер был непреклонен и продолжал смотреть на Елену, обращаясь только к ней.

— Женщина, ты просила только, чтобы я показал тебе мальчика. Ты увидела его, ты нашла его. И теперь твоё сердце может возрадоваться, что он жив и здоров и под хорошим присмотром.

— Так отдайте его нам! — вскричал, потеряв терпение, венецианец.

— Но забрать его, женщина, ты не можешь. Сейчас не можешь.

— Почему? — прошептала Елена.

— Потому что не ты привела сюда своего сына. Я ничего не знаю о тебе. Я не знаю, откуда ты появилась и куда держишь путь. Я не знаю, что ты хочешь от своего сына. Куда ты его отправишь.

Елена молчала, обдумывая слова монаха. Венецианец сжимал кулаки.

— Что я должна сделать? — наконец спросила она.

— Приди сюда с тем человеком, который привёл к нам Илью год назад. Это не составит труда... если ты знаешь этого человека. Ведь ты знаешь его?

— Да. Знаю. Купец Мендерес?

Калуджер кивнул.

— Пусть он подтвердит, что добровольно передаёт тебе сына и что он снимает с себя всякую ответственность за него.

Однако такой поворот дела, как оказалось, совершенно не входил в планы венецианца. Он резко шагнул в сторону двери, за которой скрылся Илья.

— Так не получится! Что болтает этот монах! — свирепо прорычал он. — Мы плыли сюда целый месяц! Мы не будем искать этого Мендереса! Я сам приведу сюда мальчишку! И спросим у него, хочет ли он уйти с матерью или нет!

Монах шагнул к двери и преградил ему путь.

— Прочь! — Рука венецианца потянулась к шпаге. Лицо стало пунцовым от ярости.

Елена в испуге схватила его руку.

— Остановитесь! Что вы делаете, Зуан?

Монах не шелохнулся, не выказал ни волнения, ни испуга, ни злости.

— Успокойтесь, синьор млетак[101]! — сказал он по-итальянски. — Вы в святом месте!

— Святое место! — венецианец в ярости оскалился, то сжимая, то разжимая рукоятку шпаги. Он хотел сказать что-то ещё, но словно подавил в себе готовые сорваться слова. — Прочь, я сказал, монах!

Калуджер продолжал невозмутимо преграждать дорогу.

— Бог для нас один... если вы веруете в Иисуса Христа. И я ещё не договорил. Это не просто святое место. Это крепость. Чтобы вывести отсюда ребёнка, вам придётся перебить здесь всех, не только меня. Но после этого вам не удастся покинуть остров.

Венецианец продолжал в ярости сжимать рукоять шпаги, но Елена почувствовала, что страшная вспышка ярости пошла на убыль. Наконец он отступил, развернулся и молча зашагал прочь через дворик к воротам монастыря. Бросив последний, испуганно извиняющийся взгляд на настоятеля, Елена засеменила следом.

Покинув монастырь, они медленно плелись по дороге к морю. Елена сидя в телеге, венецианец на лошади, понурив голову. На обратном пути в Спалато они не обмолвились ни словом.

Венецианец проклинал себя за вспышку ярости. Он чувствовал себя смертельно уставшим. Эти проклятые еретики ортодоксы[102] ничуть не лучше лютеран! Но почему же он так не сдержался! Он клял себя за это. Вспышки необузданного гнева случались с ним иногда и всегда вредили ему. Он погрузился в мрачные воспоминания...