Севастополист

– Собственно, все, что здесь есть, пошло с кухни. Наш уровень – это разросшаяся кухня. Первые строители Башни были рабочими – их отличали крепкие руки и трезвые головы, они были подвижны и энергичны. Они строили лучший мир с таким энтузиазмом и скоростью, каким мы можем только позавидовать. Рвались ввысь и увлекали за собой своей сумасшедшей идеей. Но уже через пару поколений появились те, кто предпочел дистанцироваться от большой стройки, кому было хорошо там, где он появился, и ничего было не нужно. Они предпочитали посиделки на кухне, куда рабочие-строители приходили готовить и питаться. Предпочитали беседы, просмотры, чтение книг, которых в ту пору было значительно больше. Для них была очень важна зона комфорта – это предполагало удаленность не только от рабочих, но и друг от друга. Им нужно было больше места, а поскольку и их самих постоянно становилось больше, соответственно, расширялось и то пространство, что было необходимо им для жизни. Они начали постепенно захватывать пространство – оттесняя рабочих и огораживая все новые территории. А когда уровень был окончательно построен, рабочие внезапно осознали, что им остался лишь крохотный уголок на его обочине. Сами же территории их новые обитатели обустраивали под себя, не особо меняя внешне, лишь прикрывая приятными глазу декорациями и меняя функционал. Вот как-то так, – неожиданно подытожил мой собеседник. – А мы живем спустя множество поколений. Огромное множество, не поддающееся исчислению! Мы уже, считай, на всем готовеньком. Пользуемся достижениями предков.

Помню, мы гуляли по их коридорам, осматривали книги, останавливались у картин. Братья считали нормальным прекратить беседу, не договорив, а после снова неожиданно вернуться к ней. В тот раз к разговору о фабрике-кухне нас вернул Инкерман.

– Здесь так много людей, посмотри, – сказал он мне. – А сколько на Потреблении! Но ты разве слышал, чтобы севастопольцы призывались в таких количествах?

– Нет, – улыбнулся я и хотел возразить, но Инкерман не дал это сделать.

– Здесь своя жизнь, совсем другая. Сотни поколений сменились, только представь! – Это вызывало у него странную гордость, будто он сам – житель Башни не в первом поколении. Очутившись здесь и понимая, что назад дороги нет, Инкерман теперь очень хотел быть своим. Или хотя бы казаться. Он пропитывался духом Башни и пытался приобщить к нему меня.

– А представь, ты выведешь в мир маленьких людей? – продолжил Инкер. Признаться, я впервые задумался о таком только после его слов. – Они смогут подняться на уровень выше, на несколько уровней выше! И, может быть, выше нас! Но нижней жизни они не узнают. Здесь все маленькие люди – заложники судьбы, которую им определяют недалекие. И наши маленькие люди узнают о Севастополе только по нашим рассказам, Фи!

В его глазах читалась смесь восторга и сожаления.

– Поверьте, здесь, в Башне, мало кого интересует Севастополь, – вступил в разговор Джа. – Здесь свое былое. Им гордятся, его ценят.

– Ценят скорее результаты, – возразил Судак. – При ползучем захвате всей фабрики рабочие поколения спохватились слишком поздно, что вообще им свойственно. Ты видел, что представляет собой то, что строили их предки. Никто не вспоминает о строителях, благодаря которым все живут здесь, никто не вспоминает, каким это пространство было прежде. Для нас, всех, кто живет здесь теперь, эти коридоры, трубы, наспех сделанные настилы, а кое-где и сохранившиеся настоящие кухни, комнаты отдыха исчезнувших рабочих – только декорации. Декорации к новой, совсем другой жизни. Но рабочие поколения помнят: стоит лишь снять все наши легкие конструкции, словно отдернуть занавеску или содрать устаревшие обои, – интересно, подумал я, что они могут здесь знать про обои, – как снова откроется мир, оставленный их далекими предками, в своем первозданном виде. И теперешние рабочие вовсе не забывают о такой возможности. Они не хотят довольствоваться оставленной им территорией, а потому периодически пытаются отхватить себе новые маленькие куски кухни, объясняя свои действия нерациональным использованием пространства со стороны ее нынешних жителей. То есть нас, – мой собеседник широко улыбнулся.

Я поднял голову вверх и присвистнул.

– Но это похоже на правду, – сказал я. – Посмотрите только ввысь. На этом фоне даже коридорчики с тряпичными стенами и унитазные поля кажутся мелочью.

– Да, – подтвердил Судак. – Принадлежи это все рабочим, они бы обустроили здесь тесный муравейник наподобие того, что внизу. Быстро расплодились бы и заполонили собою все. Мне кажется, они об этом только и мечтают – чтобы, кроме них, никого и нигде не было.

Я посмотрел на него.

– А вы не об этом мечтаете?

– Нам всем нужен простор. – Судак словно удивился моему непониманию. – Мы так устроены. А зачем он им? И потом, воздух используется – по нему идут обслуживающие контейнеры, пищеперевозка там, ассенизация и прочие малоинтересные дела. Наверху работают отпросы, отмечаются события, происходят награждения.