Севастопольская страда [СИ]

Только потом, он отдал приказ о смене позиции. Потеряв от вражеского огня одно орудие и двенадцать бойцов убитыми и ранеными, батарея Беспятова благополучно сменила свою дислокацию, ибо для этого ей требовалось гораздо меньше сил и времени, чем противнику.

Также понесла потери и сама 365-я батарея. Снаряды гаубиц лейтенанта Хадима, если не уничтожили орудийную башню, то полностью заклинили её поворотный механизм, в результате чего, орудия майора Александера могли стрелять только в одном направлении.

Знали об этом солдаты 213-го полка полковника Гитцфельда или нет, неизвестно, но едва прозвучал сигнал к атаке, они смело бросились на штурм батареи, покинув свои воронки и окопы.

До передних русских траншей им нужно было пробежать чуть больше двадцати пяти метров. Для полных ярости и жажды мщения крепких молодых людей, пробежать это расстояние просто ерунда, семечки, но на деле это оказалось трудным делом.

Ещё до начала атаки по воронкам перед батареями, где скапливались немецкие солдаты, нет-нет, да и ударяли советские минометы. Их появление в этом месте было неприятным сюрпризом для штурмовых групп, но они терпели. Однако когда немцы пошли в атаку, выяснилось, что минометов у противника довольно много. Они создали плотный фронт огня, через который не все штурмовые группы смогли преодолеть без серьезных потерь.

В этом состязании металла и плоти, немцам очень бы помогли штурмовые орудия но, к огромному сожалению, их число было ограничено. Понеся существенные потери в предыдущих боях, Манштейн решил приберечь их для взятия фортов «Молотов» и «ГПУ».

Генерал решил изменить свою тактику после второй неудачной атаки, когда полковник Гитцфельд сообщил о понесенных потерях и потребовал прислать САУ. В противном случае он не мог ручаться за успех наступления.

После этого разговора «штуги» были присланы, но полностью переломить исход боя в пользу немцев они не смогли. Полковник Шадрин подтянул резервы и всего, что смог добиться командир 213-го полка, это временно изолировать батарею майора Александера от главных сил фронта.

Ни о каком продвижении войск по направлению северной бухты не могло идти и речи. Немецкие соединения были вымотаны и обескровлены и требовали замены.

Манштейн стоически воспринял сообщение об успехах его войск. Насмешница Судьба вновь вернула ему его ехидные слова, недавно сказанные командующим в адрес Фреттера-Пико.

— Все хорошо, — бодро вынес свое резюме генерал, на вечернем совещании в штабе армии. — Завтра саперы 24-го инженерного батальона, зачистят «Максим Горький» и мы сможем продолжить свое наступление к Северной бухте. Что касается полковника Гитцфельда, то его солдаты сделали все, что смогли и их нужно заменить.

— Но кого мы пошлем в бой на «Молотов» и «ГПУ»? недавно присланных бременцев полковника Лейбеля? Это наши самые свежие части — спросил начальник штаба, но командующий покачал головой.

— Бросьте завтра в бой румын. Мне надоело видеть, как они только изображают активные боевые действия, намериваясь въехать в поверженный Севастополь на наших плечах. Пусть они не добьются серьезного успеха, но тем самым сохранят жизни немецких солдат.

Во время боев за 365-ю батарею, немецкая авиация не могла принимать активного участия, боясь своим ударом задеть собственную пехоту. Правда, перед третьей атакой запрос на нанесения удара по врагу все-таки поступил и «юнкерсы» вылетели на бомбежку, но тут произошел неприятный конфуз.

Противник каким-то образом узнал о ракетных сигналах обозначающих присутствие немецких войск и сумел дезориентировать пилотов Люфтваффе. Целый рой зеленых ракет выпущенных с земли, заставил их сбросить большую часть бомб на немецкие силы изготовившихся на нейтральной полосе к атаке.

Урон был небольшой, но сам факт «дружественного огня», серьезно охладил наступательный пыл немцев.

Разгневанные пилоты, узнав о своей фатальной ошибке, выместили всю свою злость на городские кварталы Севастополя. Смертоносным градом падали немецкие бомбы на дома мирных людей, школы, больницы, госпиталя.

— Все они недочеловеки и чем мы больше убьем их сейчас, тем легче нам будет потом. Начиная эту войну, фюрер даровал нам право убивать их по своему усмотрению, и мы действуем против этих дикарей так, как считаем нужно — гордо вещали питомцы Геринга борзописцам из министерства пропаганды и те с восторгом строчили в своих блокнотах, спеша увековечить их отлив в граните.

В этот день в Севастополе как никогда прежде было много пожаров, черный пепел от которых поднимался в высокое синее небо. Горько было смотреть, как фашистские варвары терзали славный город, но не везде им был праздник. Советские зенитчики смело вступали в неравную схватку с гитлеровскими стервятниками и иногда добивались победы.

Нет-нет, но объятые дымом и пламенем, хваленые германские асы срывались с небесных высот и, прочертив жирную черную черту, падали на землю. Конечно, подобных случаев было мало, но один их вид вызывал ликование в душе осажденных севастопольцев, побуждал их к сопротивлению врагу.