Севастопольский блиц

– Мы погибнем, – сказал генерал Пелисье, – если артиллерия с Сапун-горы сумеет дотянуться до Камышовой бухты – так же как она уже дотянулась до Балаклавы. Сейчас англичане потеряли все свои корабли, припасы и тыловые учреждения и стали чрезвычайно зависеть от нашей благосклонности. В случае если погибнет и наш флот, всей кампании будет грозить катастрофа и вместо унижения России получится нечто противоположное: унизятся те, кто составил против нее коалицию, а Россия в очередной раз возвысится, как это было во времена похода императора Наполеона Первого на Москву…

– Чтобы этого не случилось, – сказал генерал Канробер, – мы должны действовать с чрезвычайной осмотрительностью. Во-первых – нам нужно знать, что обо всем этом говорят внутри Севастополя. Во-вторых – мы должны вступить в переговоры с теми, кто занял Сапун-гору, и выяснить, каковы их официальные планы по нашему поводу и нельзя ли с ними договориться в прямо противоположном направлении. Наш император так же не беден. Я бы предпочел ради победы тратить золото, чем жизни французских солдат. Пока же будут идти эти переговоры, наши разведчики должны облазить на этой горушке каждую щелочку и установить самые уязвимые места нашего противника. А окончательное решение мы примем потом, когда станет ясно, есть ли у нас шанс победить врага одним стремительным натиском.

Часть 38

11 апреля (30 марта) 1855 год Р.Х., день третий, 11:35. Санкт-Петербург, Зимний дворец.

Государь-император Всероссийский Александр Николаевич Романов (37 лет).

Всего лишь месяц с небольшим прошел с тех пор, как почил в бозе Император Николай Павлович, перед смертью переживший крах всего, во что он верил. Фасадный образ России, четко рассчитанный по математическим формулам и вычерченный линейкой военного инженера, разрушился под воздействием времени и под ударами враждебной коалиции, обнажив гнилое нутро отжившей свое и разлагающейся системы. Строгость законов компенсировалась необязательностью их исполнения. Деньги, выделенные на государственные нужды, разворовывались с удручающей силой. Державы, на дружбу с которыми он рассчитывал совсем недавно, Австрия и Пруссия, были теперь Российской империи откровенно враждебны, и три четверти русской армии стояли в лагерях на западной границе в мрачной готовности отразить тевтонское нашествие. Впрочем, воинское командование (за исключением Кавказа) по большей части было некомпетентно, а гражданские управленцы: губернаторы, полицмейстеры и городничие вовсю предавались самоуправству, мздоимству и, опять же, воровству казенных сумм. И вообще в Империи как будто настали последние дни: воровали почти все, отдельные бессребреники выделялись в общей массе белыми воронами. А народ… народ, обложенный податями и прочим тяглом, безмолвствовал и только сильнее налегал на лямку. Крестьянский вопрос, откровенно беспокоивший еще императора Николая Павловича, теперь и вовсе стал первоочередным. Но никто еще не знал, каким именно образом его необходимо решить, и споры на эту тему разгорались с новой силой. Ничто еще для России не было предрешено.

На этом фоне неудачи в войне с европейской коалицией отдавались ноющей болью во всем государственном организме. С одной стороны, поднимали голову почвенники, требовавшие отказа от всего европейского: костюмов, манер и непременной для дворянства особенности между собой говорить на французском языке. С другой стороны, им тут же возражали насквозь прогрессивные оппоненты, которые говорили, что все исконно-посконно русское себя окончательно дискредитировало, поэтому необходимо как можно скорее перенимать все прогрессивное европейское, и как можно скорее самим становиться европейцами. С русским народишком, как с какими-нибудь неграми на плантациях, при этом предлагалось разговаривать посредством управляющих-разночинцев, казачьих нагаек и ружей карательных команд. Реализация подобной программы грозила такими неустройствами, что не столь уж давний мятеж имени Емельки Пугачева мог показаться веселым машкерадом. Солдатики, они ведь тоже из мужиков набраны, и в какую сторону будут стрелять их ружья, это еще бабушка надвое сказала. Впрочем, и почвенники тоже были «хороши». Ишь, чего удумали – загнать Россию в допетровские времена, в культурную и политическую самоизоляцию. Чисто интуитивно Александр Николаевич понимал, что между этими двумя крайностями можно и нужно пройти, найдя золотую середину… да только он не знает, как это сделать.

И в этот момент грянул небесный гром…

Молоденький корнет из мелкопоместных дворян еще пах кровью и порохом севастопольской осады, запечатанный сургучными печатями пакет от князя Васильчикова был неожиданно массивным, а проставленная на нем дата заставила императора в удивлении приподнять бровь. Пакет, еще вчера вечером отправленный из Севастополя, менее чем за сутки очутился в Санкт-Петербурге – это ли не чудо?