Вот уже второй день наш гошпиталь в полном составе, со всем персоналом, пораненными и больными находится в мире так называемого Тридесятого царства. С небес тут жарит яростно оскаленное солнце, воздух благоухает миррой и ладаном, а из земли бьет фонтан самой настоящей живой воды. От ощущения творящегося повсюду чуда у меня даже дыбом на голове встают давно отсутствующие волосы[16]
. Госпожа Максимова, которая прежде, как и я, была отчаянной материалисткой, разъяснила мне, что магическая энергия находится в сродстве с еще непознанной нами энергией жизни, которая и отличает живое от неживого. Она говорит, что косвенно это подтверждается тем, что только живая природа (растения, животные и люди) способна генерировать магическую энергию без посреднического участия духов стихий, и то небольшое количество магии, которое имеется в верхних мирах, как раз и обусловлено наличием этого источника. Его же используют разного рода ведуньи, магнетизеры и колдуны, не имеющие талантов для подключения к энергии мирового эфира. Но к князю Серегину и его присным это не относится. Ни одного колдуна, или мага, зависящего от благосклонности духов стихий, в его окружении нет. Он не упрашивает этих капризных созданий поделиться своей силой, а повелевает им, как генерал повелевает своими солдатами, где им сражаться и где умирать. Кстати, некоторые признаки заставляют меня подозревать, что я тоже имею определенную чувствительность к магии; но чтобы сказать точнее, необходимо устроить специальную проверку.С первых же минут нашего пребывания в гостях у князя Серегина местный персонал, составленный молоденьких остроухих девиц страшной привлекательной силы, совершенно отстранил от дела растерявшихся сестер Крестовоздвиженской общины, неуклюжих в своих серых глухих платьях. Матушка Серафима даже попыталась пожаловаться мне на срамных бесстыдниц, но я только сказал, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Невместно это. К тому же госпожа Максимова категорически запретила сестрам на пушечный выстрел приближаться к пациентам до тех пор, пока они начисто не вымоются и не переоденутся в местные медицинский одежды – пусть не такие нескромные, как на молоденьких прелестницах, но легкие, белые и стерильно чистые. И вообще, все сестры сами нуждаются в экстренном лечении от самых разных болезней, в первую очередь от хронической усталости и переутомления.
Эти девицы, обряженные только в короткие белые халатики, едва прикрывающие срам, точеными контурами своих фигур напоминали молоденьких Венер, неукоснительно выполняли все указания госпожи Лилии и Галины Петровны. Некоторых раненых, осмотренным сим консилиумом, погружали в ванны с живой водой сразу же после полного удаления одежды и повязок. У других повязки, сделанные еще в Севастополе, было велено пока сохранить, и погрузить раненых в живую воду прямо вместе с ними, третьих Галина Петровна повторно оперировала тут же, ругаясь как извозчик на забытые в ране клочья мундиров и сапожной кожи. Все время, пока шла такая операция, госпожа Лилия стояла рядом и держала пациента ладонями за виски, силой своей магии утоляя боль и не давая страдальцу отойти в мир иной.
Меня тоже допустили до ассистирования Галине Петровне при этих операциях, но только после того, как я согласился надеть на себя такие же белые одежды, как и на артанских врачах, а лицо закрыть марлевой маской, чтобы даже пары моего дыхания не попадали в открытую рану. До самостоятельных операций доктор Максимова допускать меня отказывалась, и не в силу моего недостаточного мастерства, а из-за того, что я в значительной степени действовал бы по наитию, исходя из своего большого врачебного опыта, а Галина Петровна ВИДЕЛА, где необходимо вмешательство ее скальпеля. «Глаз-рентген» – с гордостью сказала по этому поводу госпожа Лилия, подняв вверх большой палец. Возможно, и у меня после проверки и инициации магом жизни появится такой талант, и тогда я буду ЗНАТЬ, что необходимо сделать, а не просто догадываться.