Север и юг

Сперва дружинники – их было пятнадцать человек, как на подбор крепкие, широкоплечие, – проскакали мимо, но через сотню шагов сбавили скорость. А затем и вовсе возвратились обратно; на ходу седоусый боец с золочёными нарукавниками выговаривал что-то командиру – молодому, с густыми светлыми волосами, заплетёнными в короткую косицу. Тот задумчиво кивал, отстукивая пальцами нервный ритм по собственному бедру.

Ни у того, ни у другого взгляды ничего хорошего не сулили.

– Эй, бродяга, – позвал усач, подъехав чуть ближе остальных. Дружина выстроилась полукругом; никто не обнажал оружия, но только пока. – Откуда держишь путь?

– С востока, – ответил Алар, качнув посохом из стороны в сторону, чтоб каждый уж точно разглядел красную ленту – знак эстры.

– И куда идёшь?

– Сейчас в Свенн.

– А потом? – повысил дружинник голос.

– А потом – посмотрим. Всё по воле морт.

Усач тронул поводья, понукая гурна объехать вокруг маленького каравана. Остальная дружина не двигалась с места. По спине у Алара пробежал холодок от множества внимательных взглядов, направленных на него.

«И чего им надо?»

– Дерзишь, значит, – произнёс наконец усач. – А за спиной у тебя что? Морт-меч?

От досады захотелось хлопнуть себя по лбу.

«Надо было хоть тряпкой эфес обмотать».

– Да, морт-меч, – спокойно подтвердил Алар, не давая даже тени сомнения отразиться на лице.

– И откуда он у тебя? – продолжил дружинник допрос. – Украл?

– Получил в оплату за работу.

– В оплату, значит… – Серые глаза сузились. – Отдай.

Горло резко пересохло.

«Вот, значит, как».

Словно наяву, он увидел, что случится дальше. Неважно, бросить меч на землю и сцедить-сплюнуть «Забирай» или со всем почтением вручить его, склонившись в поклоне, – итог будет один. Командир сделает незаметный знак рукой – и дюжина с лишним морт-клинков вспыхнет, пробуждаясь; три удара можно отразить легко, пять – нужно постараться, а всё, что больше, – верная смерть.

«Интересно, а с морт-мечом я смогу справиться со всеми? Спутник… Алаойш Та-ци, пожалуй, мог бы».

На том берегу реки, вдалеке, появилось облако пыли – со стороны города тоже приближалась кавалькада. Над лесом реяли птицы. Солнце то выныривало из-за рваных облаков, заливая светом далёкие склоны, то снова пряталось. Трепыхались на мосту стяги; ветер проносился по верхушкам деревьев и утихал.

– Отдай, – повторил усач.

И Алар очень ясно понял, что меч отдавать нельзя, как нельзя показывать малейшую слабость.

– Нет, – ответил он громко и очень ясно. – Я этот клинок пока продавать не хочу.

Стало тихо – кажется, даже стихли птичьи крики и жучиное стрекотание в траве по обочинам, только издали, от Свенна, доносился перестук копыт и звяканье сбруи.

Алар не пытался угрожать – просто стоял, скрестив руки на груди, словно он и впрямь был не бродягой без роду и племени, а надменным ишмиратским вельможей. Звезда странника над плечом сияла ровным холодным светом; морт стекалась к ней, скручиваясь в спираль.

Усач дёрнул уголком рта.

– Не по чину простому страннику владеть морт-мечом, – неожиданно подал голос командир.

Вспыхнула искра надежды.

«Заговорил – значит, посчитал равным. Уже хорошо».

Прогрохотали копыта по мосту; в приближающемся отряде всадников было вдвое меньше, всего семь, зато зелёные плащи у них стелились по ветру шёлком, а у того, кто ехал первым, на челе сиял тонкий золотой венец.

– Кому не по чину, а кому не по руке, – возразил Алар мягко, улыбнувшись краешками губ. – Он для отрока предназначен, не для взрослого мужа. Но работа любопытная. Вот разберусь на досуге, как он устроен, тогда и подумаю, продавать или нет…

– Да что ты заладил – продавать, продавать! – вспылил усач, не выдержав. – Живо отдавай, пока цел! Ты кому дерзишь? Немытый оборванец, а гонору, как…

Договорить он не сумел – оглушительно запели рожки, и на дорогу вылетел отряд из семи всадников. Хлопнул зелёный плащ на ветру, взрыхлили копыта красную землю – и предводитель отряда оказался аккурат между усачом и Аларом.

– Я слышал, ты тут жаловался на немытых оборванцев, – зазвенел голос, чистый и ясный, точно звук от третьей струны на семиструнке. – А воняет здесь только от тебя. Назовись. Хочу знать, кто посмел мне заступить дорогу.

Если усач и хотел что-то сказать про гонор, то попросту не сумел, ибо у человека, который к нему обращался, гордость оказалась выше небес, жарче пламени. И волосы, волной лежавшие на плечах, тоже были как огонь – рыжие, а глаза – серые с синевой, как речной лёд по весне. Черты лица, такие резкие, что, кажется, порезаться можно, смягчала россыпь веснушек на переносице и на щеках. Изящная рука, сжимавшая поводья, могла принадлежать девице, хрупкие запястья просили браслетов, а не начищенных наручей… и всё же с женщиной его было не перепутать.

А уж злости у него хватило бы на сотню хадаров.

– Итак? Не слышу ответа.

От его голоса даже у Алара по спине мурашки пробежали.

– Райдо, – еле слышно произнёс усач, обливаясь потом. – Из дружины… из двенадцатой дружины Ульменгарма.

Рыжий сощурился.

– И почему же ты, вонючий тхарг, посмел заступить дорогу наместнику?