Северная сторона сердца

Он кивнул, понимая, что просит о невозможном, но это был его долг.

— А теперь позвольте мне рассказать вам кое-что, прежде чем они вернутся. Остальным мне придется изложить другую версию. Вы привыкнете к этому, вам придется делать это много раз на протяжении всей вашей карьеры. Привыкнете в случае необходимости скрывать правду, потому что нет оружия против глупости или нетерпимости и не каждый видит то, что видите вы. Лгите, если не остается выбора, лгите, чтобы спасти свою жизнь, защитить справедливость и правду, но обещайте мне, что вы всегда будете помнить, что вы лжете. Что вы всегда будете помнить, где прячется правда, и что никогда не станете лгать ни себе, ни мне, — начал Дюпри. — Я расскажу вам кое-что. Знаю, что вы поймете.

— Сначала ответьте на вопрос, — перебила она Дюпри. — Мы ведь с вами друзья?

— Залог — моя жизнь, — сказал он, беря ее за правую руку и вкладывая в нее маленький серый сверток.

Амайя улыбнулась.

Глава 69

Ведьма

Элисондо

Когда Амайе Саласар было двенадцать лет, она заблудилась в лесу и провела там в общей сложности шестнадцать часов. Ее нашел пастух по имени Хулиан, и много лет потом рассказывал всем, кто готов был его выслушать, как он шел по лугу, как сверкнула молния и он увидел прямо возле своих ног девочку Саласаров. Ее нашли на рассвете в тридцати километрах к северу от того места, где она сбилась с пути. Измученной проливным дождем, в одежде, изорванной и закопченной, как у средневековой ведьмы, чудом спасшейся от костра, — при этом ее кожа была белая, чистая и прохладная, словно ее только что достали изо льда.

Один ботинок она потеряла, большая часть вещей сгорела, но, несмотря на то что она много часов провела под дождем, Амайя оставалась сухой. Эта маленькая девочка была рождена молнией, подобно богине Мари. Первым делом Хулиан завопил — не для того, чтобы позвать остальных, а от неожиданности и потрясения. Он не осмеливался к ней прикоснуться, поскольку слышал, что если притронуться к человеку, в которого ударила молния, тебя может ударить током и убить. Лучше перевернуть раненого палкой или чем-нибудь деревянным, чтобы разрядить его, и только потом к нему можно прикоснуться. Но первый же полицейский, который явился на его крик, сказал, что все это глупость, что электричество вышло из девочки через ноги — вот почему один ботинок исчез, а в другом осталась дырка. Он присел рядом и пощупал пульс девочки, но его не было. Разряд остановил ее сердце. Полицейский и его напарник по очереди пытались реанимировать Амайю и сохранить рассудок ее отца, который, увидев дочь, бросился к ней, выкрикивая что-то непонятное. Например, «Это были не сны», «Ты была права, это были не сны», «Это были не просто кошмары».

Из чего пастух сделал вывод, что девочке снились сны, словно она предчувствовала, что ее поразит молния, а отец, конечно же, не обращал на это внимания; но кто посмел упрекнуть его за это? Но это не делало менее удивительным тот факт, что сны девочки сбылись. Не говоря уж о том, что ее поразила молния. Он видел это своими глазами. Когда с нее сняли лохмотья, оставшиеся от одежды, на груди обнаружился странный рисунок — красная молния, как будто ведьма грозы вытатуировала ее огнем. Но почему тело девочки было таким холодным после удара молнии, и как ей удалось остаться сухой под дождем, лившим сутки напролет? Странной казалась и ее собака, явившаяся через несколько часов. У Хулиана была на этот счет собственная теория, и он не делился ею с кем попало, но доверенным людям рассказывал, что в прежние времена ведьмы ходили в пещеры, где некогда было святилище богини Мари, приносили подношения и просили того, чего не дал Бог, желая пойти против природы. Все знали, что в одной из этих пещер всегда было сухо. Да избавит его Бог! Он предпочел бы промокнуть до нитки, чем быть обязанным ведьме. Она всегда казалась ему странной, эта младшая дочка Саласаров. Но с нечистой силой лучше ладить, чем не ладить. Как говорила его покойная бабушка, которая уж точно знала толк в деле, не надо верить, что они существуют, и не надо говорить, что их не существует.

Амайя лежала на носилках под простыней; ее кожа, за исключением ушибленных и исцарапанных коленей и рук, казалась такой бледной, словно она умерла и кровь покинула тело. Одна медсестра наблюдала за монитором, стоявшим с ней рядом, другая каждые несколько минут проверяла ее зрачки.

Энграси и Хуан Саласар держали друг друга за руки и слушали доктора, глядя на девочку сквозь окошко отделения интенсивной терапии.

— Когда она придет в сознание, мы проведем дополнительное обследование, но все указывает на отсутствие серьезных травм.

— Почему же она до сих пор не проснулась? — спросила Энграси.