Северная сторона сердца

— Вот что я вам скажу: я, конечно, дождусь солдат, запру дверь на ключ и уйду, если потребуется, но не брошу отель ни на минуту раньше. Это наша работа, наш дом; я не брошу его на растерзание бессовестным дикарям, которые чего доброго устроят в нем пожар.

Амайя и Шарбу молча смотрели на нее.

Она снова улыбнулась.

— Но что я все болтаю и болтаю! Вы, должно быть, измотаны. Я провожу вас, — сказала хозяйка, взяв со стойки регистрации зажженную свечку. — Единственная загвоздка в том, что вам придется жить в одной комнате, другой свободной у меня нет, — она повернулась к Амайе и подмигнула.

Хозяйка провела их по лестнице и открыла дверь в номер; свечу она держала над головой, чтобы им было лучше видно. После ночевки в лагере на болотах, в чужом покинутом доме или в Благотворительной больнице, зрелища разрушенных домов, отсыревшей мебели и запаха зарождающейся плесени, номер «Дофина» казался воплощением совершенства и порядка. Огромная белая кровать, мебель ванильного оттенка, зеркала, чистые простыни. Амайя поразилась тому, как быстро ее сознание смирилось с нищетой и разрухой.

— Я уже сказала, что у нас не осталось еды, поэтому завтрак не включен в стоимость. Могу оставить вам только свечу и коробок спичек на случай, если она погаснет, но, думаю, вам это не помешает, — сказала она, направляясь в ванную и освещая ее изнутри.

Амайя вошла вслед за ней.

— Еще до урагана, — объяснила хозяйка, — моей сестре Грейс пришло в голову наполнить все ванны до краев. Используйте воду с толком, здесь на все хватит: и для купания, и для питья… Она холодная, но есть чистые полотенца.

* * *

Снять одежду, которую Амайя надела еще до урагана, было все равно что стащить с себя меховой комбинезон. Она оставила на столешнице сложенную фотографию, которую носила с собой, и улыбнулась маленькому оранжевому дракончику, подаренному Джейкобом. Амайя посмотрела в зеркало на свое обнаженное тело: на руках и шее виднелись сильные следы загара. Она прислушалась к ощущениям в животе, благословляя антибиотики Аннабель, которые, по всей видимости, уничтожили инфекцию. Амайя зачерпнула полведра воды из ванны, взяла мыло, пахнущее сиренью, и поднесла к лицу, наслаждаясь ароматом, на который в обычное время не обратила бы внимание. Затем тщательно намылилась, рассматривая синяки и царапины, которые до сих пор не замечала. Вымыла волосы и израсходовала еще полведра воды, чтобы смыть мыло. Не вытираясь насухо, чтобы не потерять блаженного ощущения чистоты, надела чистое белье и хлопчатобумажную футболку. Давненько Амайя не чувствовала себя так хорошо.

— Твоя очередь, — сказала она, выходя из ванной и уступая ее Шарбу.

Тот вошел в ванную и оставил дверь приоткрытой, чтобы было светло.

Широко распахнув окно и устроившись на кровати, она слышала, как Шарбу плещется в воде. Представила себе, как он вдыхает душистый аромат мыла. Теплый ветерок приносил издалека звуки саксофона. Это заставило ее улыбнуться. Кто-то репетировал соло. Амайя встала, подошла к окну и прислушалась. «Есть два вида существ, — думала она, — которые никогда не покинут Новый Орлеан: музыканты и призраки».

Повернувшись, увидела Шарбу, отразившегося в зеркале. Обнаженное тело, влажное от мыла и воды. Он был силен и красив, как античная статуя. Билл тоже рассматривал ее в отражении. Неподвижный, безмятежный, очень серьезный. Амайя подхватила край футболки, рывком стянула ее через голову и осталась обнаженной. И, не сводя глаз с зеркала, шагнула к нему.

* * *

Она давно ей не снилась, не поджидала ее во сне. Амайя чувствовала ее присутствие рядом с кроватью; она наблюдала за Амайей, очарованная и озадаченная силой маленькой девочки, которая лежала спиной к двери и словно всем своим видом говорила: «Я тебя не боюсь». Хотя обе знали, что боится. Кто-то невидимый склонился над Амайей и приоткрыл рот, позволяя ей почувствовать его дыхание на своей коже.

«Почему я не съела тебя однажды ночью? Ты думаешь, я сумасшедшая?»

Амайя очнулась в темноте, словно почувствовав рядом какое-то движение. Открыв глаза, она уставилась в черноту и выругала себя за то, что не оставила включенным фонарик в ванной. Порывшись в тумбочке, нащупала его и включила, прижав к матрасу, чтобы не разбудить Шарбу.

Он крепко спал. Амайя наблюдала за ним несколько секунд, прежде чем снова краем глаза заметила в окне разбудившее ее движение. Она выключила фонарик и встала с кровати. Толстые шторы в окне дома напротив были раздвинуты. Золотой свет, льющийся изнутри, позволял видеть богато убранную комнату. Старик в халате читал, освещенный восьмирогим канделябром. За ним в мерцании зажженных свечей золотились корешки книг. Книжный стеллаж тянулся вверх и терялся в сумерках под потолком. Амайя наблюдала за ним, очарованная ощущением нереальности и красоты.

— Саласар, — позвал ее Шарбу. — Возвращайся в мою постель.

— «Твою» постель? — воскликнула она.

— Конечно; в ней лежу я, а не ты. Так что это моя постель. Иди сюда.

— Только если ты перестанешь называть меня Саласар, а то у меня такое чувство, что я разговариваю с полицейским.

— А кто я?