Шарбу помедлил, пытаясь понять, откуда стреляли. Затем уселся рядом.
— Думаю, больше стрелять не будут. Они, конечно, не ожидали, что мы ответим, — сказал он, вынимая из кобуры рацию, чтобы позвать на помощь. — Внимание, код три. Я детектив Билл Шарбу, у нас раненый офицер, повторяю, код три. Мы на мосту через Элизиан и улицу Тонти.
Ответ последовал немедленно:
— Это центральный пункт.
Новое радиосообщение прервало первое.
— Детектив Шарбу? — Голос говорившего дрогнул. — Детектив Булл ранен?
— Нет, ранен агент Джонсон из ФБР. Пуля попала в плечо.
Несколько секунд радио молчало, затем раздался ответ.
— Мы немедленно отправляем вам помощь, — ответил диспетчер.
Им потребовалось меньше десяти минут, чтобы добраться до места. Полицейский катер прибыл к мосту с той же стороны, что и они. Казалось, быстрый ответ успокоил Джонсона; он прислонился к стене, и хотя было очевидно, что ему больно, лицо было уже не таким бледным. Как только ему оказали первую помощь, он подозвал их к себе.
— Продолжайте, ребята, — сказал он, забыв о формальностях и глядя Амайе в глаза. — Ранение на службе ФБР имеет некоторые преимущества. Они получили указания перевезти меня на военную базу на озере. Как только мне станет лучше, меня эвакуируют вместе с другими ранеными офицерами и несколькими пострадавшими семьями. Вы не должны тратить время на то, чтобы тащиться со мной на другой конец города, особенно сейчас, когда вы уже почти у цели.
Амайя кивнула. Она тоже не согласилась бы уйти сейчас.
Джонсоном занялись санитары, перевязали рану и наложили лангету на изуродованную руку. Как только все было сделано, агент жестом подозвал к себе Амайю.
— Это справедливо, — сказал он, пытаясь улыбнуться. — Вы выследили его, это ваша добыча, возьмите его. Но учтите: вы будете одна. Если сообщите кому-нибудь об этом, они не посмотрят на то, что это вы его выследили. Может случиться две вещи: они согласятся выслушать вас, потребовав подробностей, доказательств и формальностей, и прибудут в Техас, когда Ленкс сбежит. Второй вариант: они вообще не захотят вас выслушать, станет слишком поздно, и Ленкс точно так же уйдет. В любом случае выиграет Ленкс. Но должен предупредить: почуяв добычу, они немедленно вас уберут, вы и пикнуть не успеете. В этом деле полно агентов типа Такер.
Амайя кивнула.
— И еще кое-что.
— Дюпри, — сказала она. — Он ведь не вернется?
— Нет, — с сожалением признал Джонсон. — Но он знает, что делает.
Когда санитары подняли носилки, чтобы погрузить их на катер, Джонсон повторил:
— Запомните: никому ничего не докладывайте, пока все не будет сделано.
Шарбу попросил высадить их на границе Французского квартала, после чего катер продолжил свой путь. Оттуда было рукой подать до площади Джексона и Шартр-стрит. Они поднялись на второй этаж, где располагалась нужная им квартира. Как и предупреждал координатор по чрезвычайным ситуациям, сделано было по минимуму: место преступления огородили полицейской лентой, наклеили пару пломб с датой и временем, в дополнение к ставшей уже привычной оранжевой Х, чтобы те, у кого отсутствует обоняние, знали, что внутри шесть трупов.
Шарбу разрезал пломбы бритвой, стараясь действовать как можно аккуратнее. Затем отступил на пару шагов и посмотрел на Амайю. Та кивнула, набрала в легкие побольше воздуха и оттянула воротник футболки, прикрыв нос и рот. Сияния закатного солнца, которое снаружи окрашивало небо оттенками фиолетового и розового, не хватало, чтобы осветить квартиру с заколоченными окнами. Амайя спросила себя, были ли они уже заколочены, когда обитателей нашли мертвыми, или это мера предосторожности санитара, осмотревшего тела, чтобы внутри было не так жарко и проникало меньше насекомых. В любом случае его усилия были напрасны. Едва войдя, Амайя услышала зловещее жужжание мух, кружившихся над мертвыми телами. Самка мухи откладывает от пяти до шести кладок, в каждой от семидесяти пяти до ста яиц. Созревают они от двух до двадцати четырех часов. При такой высокой температуре они становятся куколками уже через четыре дня.
Амайя посветила на тела фонариком, отгоняя руками мух, которые ту же уселись на нее и принялись щекотать своими заразными лапками… Она тоскливо посмотрела на дверь, едва не поддавшись желанию броситься вон. Только бы не дышать смертью, не видеть смерть, не чувствовать смерть. Саласар овладела собой, подошла к ногам умерших, склонила голову и прочитала молитву за упокой их душ. Она никогда раньше не делала этого на месте преступления. Но знала, что каким-то непостижимым образом связана с этими людьми, ответственна за происходящее. Поэтому она помолилась. И будет делать это до конца своей жизни каждый раз, когда окажется рядом с убитым, рядом с кем-то, кто достоин уважения, кого следовало бы выслушать и понять, делаясь побратимом жертвы, чтобы в будущем стать ее рыцарем.
Закончив молиться, Амайя вдохнула сквозь ткань футболки и успокоилась, позволяя запаху заполнить ноздри. После этого дышать стало более терпимо. И все же лицо она не открывала — невозможно сосредоточиться, когда мухи щекочут кожу.