Северные новеллы

Между тем остальные пары — шлёп-шлёп, шлёп-шлёп! — как по команде, приблизились к танцорам, окружили их со всех сторон.

И вот уже другой самец потянул шею к груди подруги, и красная шапочка его задвигалась челноком; затем прошёлся кругом, приседая и хлопая крыльями. И супруги начали танцевать точно так же, как и первая пара. Не успели они закончить фигуру, в танец вступили их соседи слева. Через минуту-другую танцевала вся стая! Хлопанье крыльев, гортанные крики. Сколько это длилось? Я забыл об уходящем времени…

Журавли подпрыгивали невысоко, метра на два. Но вот одна пара, быть может, та, что начала танец, взлетела намного выше танцующей стаи. Птицы медленно планировали, выбросив веер крыльев, и опустились в полсотне метров от своих соплеменников. И тотчас зашлёпали по оконцам, сосредоточенно принялись разыскивать лягушек. Для них танец был окончен. Вскоре выше взлетела другая пара…

Я готов был пролежать так хоть целый день — едва ли придётся когда-нибудь ещё увидеть такое, — но подвела предательская топь. Она поглощала, затягивала меня. Пришлось пошевелиться, чтобы перелезть на соседние кочки. И в ту же секунду раздался долгий, громкий, пронзительный крик. Верно, это забил тревогу вожак. Журавли — и те, кто закончил танец, и те, кто продолжал танцевать, — шумно забили крыльями, взлетели. В яркой синеве неба они вытянулись клином и полетели к Амуру. Сейчас, в утренних солнечных лучах, птицы казались оранжевыми…

Передышек начальник отряда больше нам не давал, план есть план, его надо выполнять, и я больше не ходил к журавлям. Но однажды маршрут пролёг мимо журавлиной поймы, и я предложил геологу подкрасться к птицам. Несмотря на усталость, он сразу согласился.

Мы долго стояли в ожидании знакомого гортанного крика, чтобы определить точное местонахождение птиц. Но услышали вдруг не обычный, а долгий и душераздирающий крик-вопль.

Не сговариваясь, мы побежали на отчаянный зов.

За перелеском показались журавли. Стаей они кружили над одним местом. Мы не таились и были сразу же обнаружены осторожными птицами, но странно: сейчас они не улетели прочь, только поднялись повыше. Меж ветвей на земле кувыркалось что-то бело-чёрное, живое…

Это был танчо. Когда мы подбежали к нему почти вплотную, он взлетел. Полёт его был неровен, пернатый заваливался то на один, то на другой бок. И что-то свисало с его окровавленной груди, что именно, я понял лишь тогда, когда оно отделилось от птицы и упало на землю. Гибкий и маленький, не больше двухмесячного котёнка, линялый горностай молнией метнулся прочь и мгновенно исчез за кочками.

На что способен этот безобидный на вид «котёнок», мы знали не понаслышке. Каждую ночь маленький разбойник заявлялся на стоянку отряда и пожирал или тащил в нору всё, что плохо лежало: убитых с вечера уток, остатки мясной трапезы в котле, жестяные банки с говяжьей тушёнкой, которые наловчился прокусывать острейшими зубками. Разбой на стоянке мы ему прощали: не виноват же зверёк, что природа наградила его отчаянной храбростью, воровскими повадками и аппетитом Гаргантюа. Но сейчас я пожалел, что не успел сорвать с плеча ружьё и не прикончил маленького убийцу.

Танчо упал неподалёку в камыши, забился. Мы подошли к пернатому. Он лежал вверх ногами. Матовая плёнка натекла на его глаза. Из грудки резвой струйкой била кровь. Силы оставили птицу.

Мой товарищ поспешно снял штормовку, а затем и рубаху. Он перетянул рубахой туловище журавля, закрыв материей рану.

— А то кровью изойдёт, — пояснил геолог.

Затем осторожно, как новорождённого, поднял танчо на руки, и мы пошли к стоянке.

Танчо уложили на оленьей подстилке. Я наловил лягушек, миску с пищей поставил у изголовья птицы. Ни к еде, ни к воде журавль за ночь не притронулся. Он лежал, как мёртвый, на спине, с подогнутыми ногами.

Утром я был немало напуган, выйдя из палатки. От полога с громкими хлопками крыльев отлетел журавль. Догадался: супруг или, напротив, супруга раненой птицы. Я знал, что танчо, как и белые гуси, объединяются парами на всю жизнь и верность их граничит с самопожертвованием. Похоже было, что он находился возле палатки всю ночь.

Пернатый опустился неподалёку, замер в чуткой стойке, неотрывно глядя на меня. Так он и простоял битый час, пока мы завтракали и собирались в маршрут.

Раненую птицу мы оставили в палатке, тщательно застегнули полог. Сейчас с ней в два счёта расправился бы любой хищник.

На третий день журавля вынесли из палатки, поставили на мох. Он сразу увидел своего соплеменника, супругу или супруга, неотлучно дежурившего на стоянке эти дни. Рванулся из рук, побежал к нему. Длинные ноги подвернулись — упал, пропахав клювом землю, но тотчас поднялся.

Мы отошли от палатки, чтобы не пугать птиц. Теперь и тот, что ожидал на стоянке, неуверенными шажками направился к нашему танчо.

И вот они рядом. Стукнулись клювами, издав тупой костяной звук. Красные шапочки задёргались челноками. Одновременно выбросили крылья, подпрыгнули, дёрнув в воздухе согнутыми левыми ногами. Так начиналась первая фигура журавлиного танца.