Сезон дождей

В гостиной беспокойство Евсея усилилось. Сумрак просторной комнаты укутывал добротную меблировку. Увидел импозантные стулья с высокой резной спинкой. Их купила Наталья взамен тех, что вынесла на помойку невестка Галя. Директор мебельного магазина – родной дядя Гали – произвел уценку и продал стулья за половину стоимости. Стулья очень подходили к старому буфету, привезенному в Ленинград из Херсона еще дедом Муней. Массивный буфет с цветными витражными стеклами не поддавался времени. Буфет по-прежнему служил убежищем для стада фарфоровых слонов и целого выводка декоративной живности, свидетелей жизненных перипетий многих поколений Дубровских. Как и пышный абажур над круглым массивным столом. Галя покушалась и на абажур, но Евсей, уступив стулья, абажур отстоял, изрядно подпортив отношения с невесткой.

Он поднял с тумбы телефонный аппарат и перенес почему-то на стол. Прохладные, тяжелые кисти абажура коснулись лба, мешая видеть диск телефона. Евсей отвел кисти в сторону, расставил ноги и, упершись локтями о стол, склонился над аппаратом.

Собственно говоря, с какой стати он должен стесняться этой девчонки, своей невестки?! Даже хорошо, если она подойдет к телефону – сразу поставлю ее на место. Она смешна со своим дурацким апломбом, эта девица из Волгограда.

Евсей начал нервно накручивать диск.

Однако телефонную трубку поднял Андрон.

– Папа?! – воскликнул он. – Приехал? Молодец! Ну, как ты?

Всякий раз при общении с сыном Евсей испытывал к нему особое доверие и душевную близость. Так было с первых сознательных шагов малыша. Андрон платил отцу тем же. И когда он познакомил отца со своей будущей женой, чувство взаимного доверия обернулось взаимным смирением. Галина, с ее лубочным лицом провинциальной красавицы, явно была не во вкусе Евсея. Но известно, что человек может принять многое, но не укор в плохом вкусе, а Евсею было дорого доверие сына. Да и бесполезное это занятие – Евсей понимал, какой властью в таком возрасте обладает женщина над увлеченным ею мужчиной. Однако благоразумие не уберегло Евсея – с первой же встречи он почувствовал к себе неприязнь: Галя обладала интуицией, которая безошибочно хранила ее интересы.

Евсей прижимал к уху телефонную трубку. Андрон слегка заикался, и этот дефект теснее сближал его с отцом. Евсей узнал, что Наталья ночует у своей матери. Татьяна Саввишна после смерти мужа боится оставаться одна ночью. Да и самой Наталье спокойней, она тоже опасается – в городе чер-те что творится.

– Грабежи, перестрелки. Десятки каких-то банд. Так что, папа, запрись на все замки. И, кстати, включи охранную сигнализацию. На всякий случай. Так сейчас многие делают. А бабушке Тане звонить не надо, уже поздно. Спокойной ночи, папа! Спасибо, папа, я передам Галочке, передам!

Что передаст? Ах, хитрец. Оберегает спокойствие в семье. Ну и правильно. Евсей придержал трубку на весу, вслушиваясь в пунктирный сигнал отбоя.

Он пробудился от запаха. В сонном забытьи Евсей вдыхал ток знакомых духов. А память собирала образ жены Натальи из красочных сколков.

Евсей приоткрыл глаза. Зеркала трельяжа отражали фигуру Натальи. Она сидела у двери спальни на низком банкете, обхватив руками колени.

– Нам надо поговорить, Евсей, – голос Натальи разрушил раздвоенность. – Я ждала месяц и не хочу ждать дольше.

Евсей перевалился на спину, уперся локтями о матрац, приподнялся и сел.

– Так срочно? – Евсей поморщился, ему не понравился собственный робкий тон. – Может быть, я встану, приведу себя в порядок?

– Не имеет значения, – решительно произнесла Наталья и добавила, усмехнувшись: – Кстати, ты отлично выглядишь, командировка тебе на пользу.

Ирония Натальи всегда выводила Евсея из себя, в такие минуты он ощущал какое-то бессилье.

– Стараюсь, – буркнул Евсей. – И все же я встану.

Он резко откинул одеяло, опустил ноги на пол, нащупал тапки и поднялся.

– И животик отъел, – не удержалась Наталья. – Здесь бы тебе это не удалось.

– Просто никто меня там не доставал, – огрызнулся Евсей.

Ничем не объяснимое раздражение, что вдруг охватывало его в общении с женой, вновь мутило разум. И ничего он не мог с собой поделать – наваждение да и только.

– Извини, я узнал о кончине Сергея Алексеевича только вчера. Из газеты двухнедельной давности, – проговорил Евсей через плечо и вышел в ванную.

Хорошо, что вчера перед сном побрился, подумал Евсей. Еще он подумал, что напрасно расположился на ночь в спальне, а не у себя в кабинете. Наталья поймет это как капитуляцию после многолетней тихой забастовки, ставшей для них образом быта. Удивительно, думал Евсей, ополаскивая лицо и грудь холодной водой, удивительно, как за все годы она ни разу не поинтересовалась, почему я перешел спать в кабинет. Ни разу!.. А когда однажды он затронул эту тему, Наталья рассвирепела. Евсей до сих пор помнил ее запавшие в гневе щеки и какие-то изломленные брови. Словно ее неотступно преследует тень давней тайны. Другой на месте Евсея давно бы разорвал этот брак или хотя бы расставил все по своим местам. А Евсей всего лишь покинул спальню с какой-то равнодушной гордостью.