Сезон воронов

Он некоторое время молча смотрел на Марион – тяжело дышащую, с закрытыми глазами. Ее сорочка местами прилипла к влажному телу и больше не скрывала его очертаний. И этот сон никак не хотел заканчиваться! Он положил руку ей на талию, сжал ткань рубашки и очень медленно потянул вверх. Она открыла свои кошачьи глаза и уставилась на почерневшие потолочные балки. Ее кожа, такая нежная и такая белая, скользила под его пальцами, словно прекраснейший шелк. Он накрыл ладонью круглую полную грудь и нежно ее сжал. Марион задышала еще быстрее. Она издала стон, похожий на жалобу, и прикусила губу. Рука Дункана соскользнула с теплой груди и прочертила дорожку сначала к животу, потом к юбке и наконец к бедру. Пальцы его погладили шерстяную ткань и схватили подол за край, чтобы приподнять.

Тело Марион напряглось, и она испустила короткий хриплый крик. Дункан успел только прикоснуться к нежному островку волос в самом потайном местечке ее тела.

– Нет…

Она оттолкнула его и принялась извиваться, стараясь вырваться из его объятий. Не понимая, в чем причина такой перемены, Дункан посмотрел на нее, потом перекатился на спину, закрыл лицо руками и выругался про себя: «Болван! Ты зашел слишком далеко! Ты слишком поспешил!» Но ведь она позволяла ему прикасаться к себе, он не принуждал ее… Ему даже пригрезилось, что она была так же возбуждена, как и он сам…

– Мне жаль, что так вышло.

– Я не хочу… Я не могу.

– А я подумал… В общем, пару минут назад ты не сопротивлялась!

Он сердито посмотрел на девушку. Гнев и фрустрация грозили вот-вот вырваться наружу. Все тело болело от напряжения, разрядить которое он не мог.

– Дункан!

Она хотела что-то сказать, но в последний момент передумала. На ее порозовевшем лице отразились страх и отчаяние.

– Неужели это всего лишь на одну ночь, Дункан?

И она отодвинулась от него как можно дальше. Он приподнялся на локте, по-прежнему озадаченный столь резкой сменой настроения. Дрожащей рукой она схватилась за край пледа, который Дункан прижал локтем, и дернула его на себя так, что юноша упал на кровать.

– Хотел получить трофей?

Она укрылась пледом, спрятав под ним свою полунаготу. Губы ее искривились в гримасе отвращения.

– Какой еще трофей? О чем ты говоришь?

Он сел на постели и воззрился на нее.

– Ты овладеваешь дочкой Гленлайона и уносишь с собой ее честь! Так ты хотел поступить?

Он не верил своим ушам. Она говорила так, словно он пытался ее изнасиловать! Вот чертовка! Она позволила ему обнимать себя, она поощряла его, отвечая на ласки… А теперь сделала во всем виноватым!

– У тебя совсем крыша поехала? Насколько я знаю, я ни к чему тебя не принуждал! А ты почему-то меня не отталкивала! Но, может быть, ты разыгрывала передо мной комедию, чтобы…

Он замолчал. Ему не хотелось обижать ее, хотя…

– Что ты хочешь этим сказать? Что я – вульгарная кокетка? Что я решила поиграть с тобой?

Дункан внимательно смотрел на нее. Марион была вне себя от гнева. Ему пришлось совладать с безрассудным желанием наброситься на нее, сломать эту хорошенькую шейку и… Он сглотнул.

– А разве не это ты делала? – едко спросил он. – Я – мужчина, Марион. И ты заставила меня думать, что хочешь меня. Как, по-твоему, я должен был себя повести?

Она выдержала его взгляд, прикусила губу и сжалась под пледом.

– А после ты обвиняешь меня в том, что я пытался взять тебя силой!

Его сердце билось так сильно, что, казалось, этот стук эхом разносится по комнате. Дункан повернулся к ней спиной. В ночи по-прежнему грохотал гром, и дождь стучал по черепичной крыше у них над головами.

– Я мог бы взять тебя силой, если бы захотел, и ты это знаешь, Марион Кэмпбелл, – заговорил он, снова поворачиваясь к ней лицом. – Я мог бы взять тебя прошлой ночью. Или позапрошлой. Господь свидетель, желание у меня было. Мужчинам, знаешь ли, много чего может хотеться… Но я этого не сделал.

Дункан шумно дышал и смотрел на нее с неприкрытой враждебностью. Она даже глазом не моргнула, и это еще усилило его ярость.

– Я пытался понять, чего ты хочешь на самом деле!

С этими словами он набросился на Марион, сдернул плед и прижал ее к стене. Она отбивалась из последних сил и кричала, но он заглушил эти крики своими губами. И тогда она укусила его. Он отпустил ее так же стремительно, как и напал, и грязно выругался. Потрогал рукой окровавленную губу и смерил ее обжигающим взглядом. Марион, похоже, сама испугалась того, что сделала.

– Ты – грязный мерзавец, Макдональд!

Дункан дал себе время остыть, прежде чем ответить на оскорбление. Глухим, но спокойным голосом он сказал:

– Я не хочу тебя принуждать. В тот день, когда я возьму тебя, Марион Кэмпбелл, ты сама меня об этом попросишь.

– Не в этой жизни! Никогда!

Он насмешливо улыбнулся, встал и взялся за дверную ручку.

– Значит, это будет в следующей жизни. Завтра я отвезу тебя к этой скользкой жабе Бредалбэйну. Теперь я понимаю, почему он решил тобой воспользоваться – у вас похожие повадки. Доброй ночи и сладких снов!

И он захлопнул за собой дверь.