Сезоны

И на улице не стало веселее. Ноябрьская земля, даже еще не припорошенная снегом, звенела под ногами. Голые остриженные тополя колюче топорщились и наводили уныние. А ко всему — я не встретил ни одного знакомого лица. Вот дома… они почти все остались знакомыми. Так же знакомо сбегали вниз от Карла Маркса улицы. И названия их остались прежними: Тургенева, Комсомольская, Истомина, Калинина, Фрунзе… А людей из моего детства не оказалось. Правда, два раза все же почудилось. Вроде бы «учился я с этим плосколицым парнем», и пока думал, кто бы это мог быть, парень прошел, и я пожалел, что не остановил его. А когда ехал в автобусе, готов был поклясться, что рыженькая женщина, выковыривающая из кошелька застывшими пальцами медь, не кто иная, как Лиза Ломакина из моего четвертого класса. Я даже спросил ее: «Извините, вас не Лизой зовут? Вы, случайно, не учились в пятой школе?» Она ответила: «Нет». А я до сих пор сомневаюсь. Ну, нет так нет…

И вот, не нашедший прошлого, а следовательно, не до конца заглушивший ностальгию, среди праздного, вялого санаторного существования встретил я хабаровчанку Марину, яркую, эффектную, уверенную в себе. Моя землячка недавно окончила фармфакультет мединститута и, как и я, почти случайно попала в санаторий. Не знаю, как это у меня получилось, какие слова нашел, но охмурил я Марину настолько, что, расставаясь, она обещала приехать в наш далекий северный поселок, и не туристкой или знакомой — женой. А я по возвращении всю зиму предвкушал, как здорово будет, когда приедет Марина, как прекрасно заживем мы вместе, когда поженимся, какие веселые и счастливые дни нас ждут впереди.

И ожидания мои сбылись, и теперь я не без тайной гордости шел каждый день в новую камералку под руку со своей Мариной Громовой. Марина работала в лаборатории экспедиции и, кажется, была довольна жизнью. Как раз в эту мою розовую пору произошел случай, который лишний раз напомнил мне истину очевидную, но способную к девальвации и к забвению, с таким вот примерно смыслом: если ты прав, стой в своей правоте до конца, иначе постепенно перестанешь себя уважать.

Сижу я как-то за своим рабочим столом, крепкий чай прихлебываю и просматриваю свежий номер «Реферативного журнала» по специальности. Пролистаешь его, отметишь нужные публикации, о которых вскоре и забудешь, но остается ощущение, что ты идешь в ногу с наукой, по крайней мере стараешься дышать ей в затылок.

Открывается дверь, заходит к нам Арнольд Беленький — старший гидрогеолог из тематической партии. Прозвище у него было — Нолик.

— Как дела, старик? — бодрым голосом обращается он ко мне.

— Скрипим.

— Неплохо скрипите. Премию, говорят, отхватили. Больше всех, говорят.

— Стараемся, Нолик.

— Так я зачем пришел к тебе, Паша, догадываешься?

— Ей-богу нет.

— Ну как же! — сделал он обиженный вид. — Не в курсе, что ли, что тему мы кончили по искусственным запасам?

— Это-то я слыхал! Поздравляю!

— Спасибо, но пока не с чем, потому как, Павел Родионович, без тебя она не может получить официального завершения.

— Понимаю, Арнольд, ты мне хочешь предложить написать рецензию. И чем скорее, тем лучше. Правильно?

— Ну, старик, с тобой страшно общаться! Читаешь мои мысли, вроде как у меня череп прозрачный!

— Да нет, с черепом у тебя все в порядке. Я лишь скромный приверженец дедуктивного метода, а ты пришел и неосторожно положил передо мной «Разведку и охрану недр», где карандашом — видишь? — написано; «Громов — отзыв». — «Проще простого», — сказал бы мой учитель Холмс. Но, мой дорогой товарищ Беленький, помочь тебе в этом деле, наверное, ничем не смогу, поскольку, во-первых, до конца осталось чуть-чуть, а я совершенно не знаю твоей работы. Во-вторых…

— Да чего тут знать! — загорячился Арнольд. — Есть методичка на десяток страниц. Познакомишься — и вперед! За неделю управишься — делать нечего!

— Погоди, я еще не кончил! И во-вторых, на мне висит одна весьма срочная работенка. Главный ее мне поручил.

— Второе тоже несущественно! Я уже договорился с главным. Он освободит тебя от текущих обязанностей…

— Я же не такой наивный, Арнольд! Зачем же ты мне пробуешь всучить сказку о легкой жизни, которую, дескать, ты мне устроил? И еще за моей спиной. Ты же сам знаешь, что как только рецензия будет готова, тот же главный с меня семь шкур сдерет, чтобы заполучить работу, которую он притормозил. И потом, — я усмехнулся, — где ты видел, чтобы кого-то могли освободить от текущих обязанностей? Текущие не утекают — они накапливаются.

— Ты извини, Павел Родионович! Не бери в голову. Я же думал, как лучше. Но прошу тебя: сделай одолжение — возьми отчет!

— Отчего же на мне-то свет клином сошелся?

— Ну а кому же еще? — с такой искренностью воскликнул Беленький, что я, подкупленный ею, согласился, хотя, честно говоря, ни к чему мне сейчас была эта трудоемкая работа.