Сам Угох, как я и предполагал, был и вправду полукровка. Мать – из Людей, отец – из Старых Людей, то бишь родители – кроманьонка и неандерталец. Как, почему, Угох не знает. Лет до десяти он жил в племени отца, которого, естественно, не знал, там он получил своё родовое имя – Угох, которое никак не переводилось. Жилось ему, конечно, не сладко, ни свой – ни чужой. Но мать его любила. Он помнил её ласковые руки и прохладные пласты мха, которые она накладывала на много-много раз побитое тело, маленькие кусочки съестного, которые она по-тихому совала ему в рот. И голос, ласковый голос, который обещал, что скоро станет всё хорошо, когда-нибудь станет всё хорошо. А чтобы быстрее стало всё хорошо, Угох очень быстро покинул детство. Оно у первобытных детишек и так не длинное, а у него было совсем-совсем короткое. Там же он приобрёл многие привычки, от которых впоследствии так и не избавился. И они очень раздражали новых соплеменников, обретённых после того, как их с матерью в один далеко не прекрасный день без всякого объяснения выгнали из племени отца. Опять же – за что, почему, Угох не знает. Но Старые Люди – добрые люди. Просто выгнали. Могли убить и съесть, у них это запросто.
Как шли они тогда через бескрайние дикие просторы, одинокие, беззащитные, – это отдельная история. Повезло, что хоть лето было. В этом-то походе Угох совсем и повзрослел. Нет, не телом – душой. Сильно повзрослел. Было тяжело, но у матери был Угох, а у Угоха была материнская любовь. Они дошли.
В племени Большого Оленя, куда их с матерью приняли, жилось тоже «весело». Новые соплеменники были вполне добрые люди. Мать пошла третьей женой удачливого охотника делать самую тяжёлую и грязную работу за объедки со «стола», а Угох, которому дали кликуху Сын Старого, пошёл, так сказать, «на улицу». Живи как хочешь, а точнее, как хочешь, так и живи. Но люди Большого Оленя всё равно добрые. Мать ведь могли и прогнать, а Угоха прибить, хотя жрать, конечно, не стали бы. Да, не стали!
И в этом племени тоже по первости начали было поколачивать Угоха, но быстро прекратили. Как-то резко он в рост пошёл. И вот уже и ни втроём, и ни впятером с ним никак не справиться. Да что там пацанва, взрослые охотники скоро уже не рисковали связываться с Угохом. А тут ещё и как охотник он стал весьма успешным. Полюбила его удача, очень полюбила. Угох и сам не понимает, откуда он знает – вот там, в кустах, затаился Большой Кот, а там, через восемь рук ударов сердца, из-за большого камня на миг покажется косуля, или когда и почему именно сюда придёт на водопой свинья с поросятами. Он чувствовал: эта волчья стая равнодушно пройдёт мимо, а эта, если заметит, то непременно нападёт.
Очень скоро Угох стал Большим охотником. У него появился богатый чум, много мяса, вокруг него закружился хоровод женщин. Угох стал привлекательным мужчиной. В утехах он не отказывал никому. Но вводить какую-нибудь из девушек в чум Угох не спешил. Зачем? Мать жила в его чуме, она уже ни в чём не нуждалась. Наконец сбылись её слова, что всё будет очень хорошо. Да, хорошо! Угох был полон любовью матери.
Но недолго длилось счастье. Только три года! Как-то зимой мать заболела и быстро стала угасать, сгорая на глазах. Что только не делал Угох – кормил её ещё сочащейся кровью, горячей печенью косули, обмазывал жиром собственноручно убитого Длиннолапого, сколько перетаскал мяса шаману, дабы тот дымом вонючих трав и бешеными плясками отогнал злых духов болезни, всё напрасно.
Сила любви матери не смогла перебороть силу смерти. Уже совсем угасая, она, глядя на горюющего сына, сказала:
– Глупый, это счастье, когда мать уходит в туманную долину предков раньше своих детей. Когда-нибудь ты это поймёшь. Не печалься, я и там всегда буду любить тебя и помогать. Не надо долго горевать, приведи девушку, ты уже большой мальчик, уже пора.
– Таких, как ты, больше нет.
– Именно таких тебе и не нужно. Оглянись, возможно, есть и получше.
– Такого не может быть!
– Глупый ты ещё у меня, сынок, – мать слабо улыбнулась и провела горячей ладонью по щеке, – глупый.
Вскоре Белый Цветок умерла. Белый Цветок – так звали мать Угоха.
Угох смотрел на женщин и не находил никого, похожего на свою мать. «Всё-таки она ошиблась», – думал Угох, возможно, впервые он не поверил своей матери, а зря…
Это случилось следующей зимой. Как-то раз на отошедших чуть в сторону от стойбища заигравшихся детей напали две пещерные гиены. Отвратительные, хитрые и трусливые твари. Но это суровый мир, здесь нужно всегда быть начеку. Голод может придать смелости даже таким вонючкам, как гиены, чтобы они подкрались к самому стойбищу. Что говорить о детях, если даже взрослые иногда об этом забывают.