Мы бросили луки подальше за спину, подхватили щиты и, выдернув из земли приготовленные сулицы, успели метнуть пару раз в заметно притормозившую толпу неандертальцев. Ещё бы им не притормозить – в забег отправилось всё племя, а до нас почти добежало в лучшем случае половина. Сулицы поразили ещё несколько «бойцов», добавив смятения в ряды нападающих. Ответный залп из нескольких камней и пары корявых дротиков вообще не впечатлил. Ещё пара секунд… и сошлись! Да-а!!! Крепкие ребята неандертальцы. Здоровые. Я да Сильвер им под стать. От мощного удара суковатой дубины я ловко прикрылся щитом и «ужалил» копьём под мышку мощного мужика, замахнувшегося на стоящего рядом со мной Крука. Острая бронза вошла в плоть и вышла, не испытав никакого сопротивления. Этот готов. Мой противник вцепился в край щита, оттягивая его вниз и замахиваясь для нового удара. Я мгновенно крутанул щит кистью руки, вырвав его из захвата, и тут же нанёс и щитом, и телом удар в корпус противника, отбрасывая его на удобную для себя дистанцию. Но ни он не успел меня ударить дубиной, ни я ткнуть его копьём – прилетевшая откуда-то из-за головы стрела попала противнику прямо в раззявленный в крике рот с такой силой, что опрокинула его на землю. Живая масса орущих и суматошно молотящих копьями и дубинами в наши щиты людей сдвинула нас к самой ограде, но не опрокинула. Отбив щитом удар копья, нацеленный в Батора, я в свою очередь вогнал своё копьё в живот визжащей старухе со сморщенным, как урюк, лицом, обрамлённым всклоченными седыми волосами. Старая ведьма, разевая рот в немом крике, ухватилась за древко копья и рывком нанизала себя дальше, тем самым практически лишая меня оружия. Я мгновенно выпустил его, с трудом успевая прикрыться щитом от удара дубиной другого противника, точнее, противницы. Здоровенная баба так навернула мне в щит, что я позорно упал на задницу. Бой-баба вновь замахнулась, а я только и успел подтянуть шит к себе поближе, осознавая, что прикрыть голову не успеваю… И тут надо мной сверкнуло лезвие моей Прелести, и голова первобытной валькирии в фонтане брызг крови слетела с плеч. В следующую секунду могучая рука Сильвера помогла мне подняться. Я напрягся, готовый бить, колоть и прикрывать, но замер в некоторой растерянности. Удивлённо оглянулся и не сразу осознал… Всё! Всё, отбились! Кончились враги. А все наши живы и вроде даже целы. Слава богу!
Батор и Крук стаскивали с помятого, но вполне целого Ярика здоровенный труп неандертальца, пробитый сразу двумя стрелами и болтом от самострела. Стрелы, ага, понятно. Ох, кто-то у меня сегодня огребёт трендюлей, ох и огребёт… Хват плавно кружил вокруг израненного, брутально обвешанного ожерельями из клыков и когтей охотника. Последнего оставшегося на ногах. Недалеко от них стоял, опираясь на мою Прелесть, и радостно скалился забрызганный тёмно-красной, почти чёрной кровью Сильвер. Вдруг помочь понадобится. Но помощь Хвату явно была не нужна. Ещё пара вялых ударов дубиной, принятых Хватом на щит, стремительное движение копьём… Извини, мужик, сегодня не твой день.
– Щит – наше всё! – выдёргивая копьё из груди поверженного, заявил Хват.
Я огляделся. Н-да… А ведь до нас добралось не больше дюжины Старых Людей, и далеко не самых молодых и сильных. Тех, бежавших весьма шустро, мы постреляли в первую очередь. Ну дак это аксиома, только строй может двигаться монолитно. Толпа же всегда расслаивается в движении. Впереди оказываются шустрые да нетерпеливые или сильные да самоуверенные, а сзади – кто послабее. А ещё сзади остаются самые умные или осторожные, такие – самые опасные. И вот эта не самая боевая дюжина хорошо так нас притиснула, с учётом нашего оружия и щитов и какой-никакой тактики. Сильны ребята, ничего не скажешь.
Только сейчас меня начало потихоньку отпускать. Лёгкий тремор прокатывался по всему телу. Нос стал различать весь не передаваемый словами букет запахов, повисший в воздухе. От павших тел разило убойным амбре из потных немытых тел, вонючих шкур, крови и нечистот.
Брр. Некоторые ещё парили, постепенно остывая на снегу, который превратился в розоватую кашу от пролитой крови. А ещё стало хорошо видно, что эти люди очень голодали. Некоторые, особенно старики, были крайне истощены. И кстати, Хатак был прав: здесь были все – и женщины, и мужчины, и старики, и почти дети. Многие так и полегли скорбной дорожкой, когда пытались добежать до нас. Увы, для них мы оставили им очень мало шансов. От этой безрадостной картины я не испытывал ни сожаления, ни угрызения совести, меня не тошнило, но также я не испытывал радости или восторга. Удовлетворение. Вот что ближе всего я чувствовал в себе.
– Ты как, мой друг? – обратился я к Хатаку, устало привалившемуся к загородке.
– Отлично, Пётр, просто отлично, – слабо улыбнулся он. – Просто надо отдохнуть.
– Плохо выглядишь, старый. Подобные активные движения тебе уже не на пользу…
– Жив – и хорошо, а мог бы сейчас брести туманными тропинками в долину предков. И за сына должок отдал.
– За сына? – удивился я. – У тебя был сын?