А ещё по весне надо собрать крапиву и делать механические прилады, чтобы облегчить процесс изготовления из неё волокна. А как будет волокно, начнём делать верёвки, нитки и, чем чёрт не шутит, полотно. И уже пора идти в лес к примеченным местам за материалом на луки и древки для копий и дротиков. Хатак молодец! По одному только описанию нашёл-таки мне тис. Или очень на него похожее дерево. В любом случае я планирую сделать много заготовок из ореха, тиса, рябины и вяза. Да-а… Много делов, много. Ну ничего, ничего, помаленьку-потихоньку, тюк топориком да тюк, оно и ладно будет.
Весна! Я стою на краю обрыва и любуюсь на эпическую картину паводка. Повсюду бескрайние тёмные воды. И тем не менее к условной границе, которую я отметил колом, до которой обычно доходит половодье, в этот раз оно не дошло каких-то пару метров. И очень хорошо! Пусть так будет каждый год. Да.
Я тут взялся календарь вести. Вместо бумаги – береста, ровные чистые куски, выдержанные под прессом. Из таких же, кстати, сшил и написал азбуку. С грифелем мучился долго, смешивал глину с угольной пылью, сажей от светильников, жиром в различных пропорциях, выдавливал через тонкую трубочку стержни, сушил, пока, наконец, не получил приемлемый результат.
Хатак совершенно убеждённо указал на самую длинную зимнюю ночь в году. А это в моём времени значит двадцать первое – двадцать второе декабря. После неё световой день начинает постепенно прибавляться. В такую ночь скандинавы празднуют Новый год – йоль. У нас, славян, отмечается день зимнего солнцестояния. Почти Новый год. Вот от этой даты я и начал плясать. Так что сейчас, по моим записям, двенадцатое апреля. Где-то в это время в прошлом году я катил велик к оврагу навстречу своей судьбе…
Март прошёл у нас под девизом «Добудем из клёна кленовый сироп». И мы таки его добыли. Это, я вам скажу, была целая эпопея. Эти переливания, кипячения, выпаривания. Вагон дров угрохали. Но каков результат! Амброзия, божественный нектар! Я сам ложками хлебал, так по сахару соскучился, а у остальных, как только попробовали первый результат, энтузиазм по добыче сиропа стал просто зашкаливать. Стоят в закромах пятилитровые горшочки, аж десять штук, душу радуют. Теперь балуем себя травяным чаем с кленовым сиропом, аки бояре.
А вот с медком всё никак не срастается. И вроде пчёл над нашим заливным лугом немеряно, а пчелиные гнёзда всё не находятся. А уж мы их ищем весьма внимательно.
Скоро должны появиться гонцы из племени Правильных Людей, так говорит старый охотник. Вместе с ними вернёмся в стойбище торговать солью и шкурами. У нас уже всё к этому готово.
Немного глиняной утвари – в основном глубокие чашки и пиалы да пара горшков, резные фибулы и пряжки, серьги, головные подвесные кольца и простенькие бусы, а также простенькие поясные подвески в виде цветов, фигурок зверей и переплетённых геометрических фигур. Ещё пару ремней с пряжками и несколько симпатичных небольших кожаных сумочек с застёжками в виде пуговиц. На такой ассортимент я мог обобрать всё племя до нитки, если бы они у них были. Но мне нужно только соль, хорошие шкуры и кожи. Ну и от бивня не отказался бы…
Из бивня мамонта вырезано Копьё вождя. Полуметровый широкий наконечник с завитушками и прорезными узорами насажен на резное же древко, покрытое простеньким лаком. В целом смотрится красиво, но… как я и обещал, мало функционально. Грешным делом, подумал, что Хатак и себе захочет такое, но старому охотнику такой выпендрёж оказался не нужен. Взяв за образец мой клевец, он сделал себе воистину убойную штуку. Тяжёлая, граммов пятьсот, ударная часть, стилизованная с большой экспрессией под голову цапли, была надета на вязовую рукоять, обмотанную плетёным шнуром из крапивного волокна и покрытую несколькими слоями лака.
При проверке Хатак, казалось, обманчиво лёгким ударом пробил череп лошади, добытой на недавней охоте. Ударить таким клевцом человека нужно только раз! Пятнадцатисантиметровая рабочая часть гарантированно отправит на тот свет любого. Он и мне такой подогнал. Пришлось в ответ, так сказать, от нашего стола – вашему столу, сделать ему всё из того же бивня пальцатую цепуру с медальоном. Сама цепь – из овальных бляшек с прорезным геометрическим орнаментом, а медальон – в виде оскаленной морды саблезуба. Хатак был в отпаде, снял все свои старые ожерелья из когтей и зубов и повесил их на столб в землянке. Теперь ходил только в этой цепи.
Третьей с нами идёт Соле. Конечно, и её брату, и Хвату хотелось покрасоваться в племени, но я сказал: рано! Они и увяли.