— Позор, — буркнула Кэролайн, играя с овощами на своей тарелке: она гоняла их по ней вкруговую, словно бы пыткам подвергала. — А я так люблю прогуляться приятным воскресным днем.
Бен бросил взгляд через стол и вновь подивился, как это Кэролайн удается казаться такой нормальной: сучка, конечно, и в большом подпитии, но — и умом не тронута, и к еде отвращения не испытывает. Она перехватила устремленный на нее взгляд Бена и подняла навстречу ему свой бокал.
— Чин–чин, — произнесла. И сделала долгий глоток.
13
Открывая ведущую к дому калитку, заметила, что, должно быть, приходил мусорщик: палисадник убран. Остались только мусорные баки на колесиках да поломанная мебель, вот тут–то я и вспомнила, что позабыла про мешки для мусора. Черт, какой тирадой разразится Бев, я не представляю, но даже подумать не могу о том, чтобы снова отправиться в магазин — у меня много покупок и огромная картина в руках, а потому набираюсь решимости и вхожу. Из кухни доносится смех, похожий на громкую пулеметную стрельбу, — я такого прежде не слыхивала. Бросаю пакеты с продуктами в прихожей и стремительно поднимаюсь наверх с плакатом. Укладываю его на кровать, он еще больше мне нравится: рабочие выглядят такими беспечными, обедая в небесах, ведут себя так свободно, словно на лавочке в парке расположились, — и от этого мне хочется еще больше походить на них и меньше ужасаться жизни. Спускаюсь вниз разобраться с покупками, вижу на кухне кудесника по части сборной мебели Джерома с чужеземной девицей, в которой чувствуется испанская кровь, явно это она палила тем смехом, какой я, войдя, услышала. Вся она — огромная грудь, накладные волосы и массивные золотые украшения. Вид у нее приветливый, дружелюбный, произносит с жутким непонятным акцентом:
— Драстуй, дарагушка.
Она смеется чему–то, только что сказанному Ангел, которая сидит в уголке и выглядит такой нежной и розовой в своем белом пушистом домашнем халате. Волосы у нее еще влажные, должно быть, душ только что принимала, а выглядит куда как чистенькой для той ванной, что в этом доме.
— Слышь, Долорес, это и есть та самая девушка, о какой я тебе рассказывал, это она попробовала прибить меня летающим матрасом. — Джером подмигивает мне, Ангел прыскает, а Долорес выпускает очередную очередь пулеметного смеха. У плиты Смугляк Номер Один или Номер Два, на этот раз тушит что–то, расточающее едкую вонь.
Играет музыка — «Потанцуем». Было время, я эту песню обожала, про себя замечаю, что уже не один месяц игнорирую музыку. Тут полно народу, и я безнадежно смущаюсь. Смотрю на часы: почти шесть часов, — куда сегодня время подевалось? Открываю холодильник, он до отказа набит банками, бутылками и бог весть чем еще, кажется, места для всего купленного мною не найти. Об этом я даже не подумала, однако слишком жарко, чтоб оставлять продукты неубранными. Пытаюсь перетасовать все находящееся в холодильнике, чтобы высвободить хоть сколько–то места. Пока копаюсь, натыкаюсь на потекшие цукини, завернутые в липучую пленку, четверть банки бобов, покрытых толстым слоем прорастающей зеленой плесени, наскоро сваренную сосиску невесть какого возраста и голую среди печального вида овощей в лотке для продуктов в пакетиках, а еще спиралью свернувшийся ломтик ветчины. На всех поверхностях толстый слой грязи, на когда–то белой задней стенке расползлось застарелое пятно цвета темного бургундского. И пусть эта грязь неприлична, мне кажется, что получится грубо, если я примусь выбрасывать ее, особенно после того, что я сотворила у себя в спальне, так что я просто укладываю как можно более компактно свои продукты и с силой закрываю дверцу.
— Ты чего это хлопочешь, детка? — спрашивает Ангел, и я рассказываю, как провела день, стараясь, чтобы получилось поинтереснее, но меня одолевает робость, присутствие всех остальных меня стесняет.
— Так что сегодня у меня был день отдыха, завтра надо начать искать работу, — говорю под конец, смущенная, что сделалась центром внимания.
— А какая у тиибья занятья, Китти Кэт? — спрашивает Долорес.
Все это у меня продумано и подготовлено, я даже еще в Чорлтоне тайком себе резюме составила, только не распечатала: тогда, понятно, еще не знала своего нового адреса или номера телефона.
— Я референт, в приемной сижу, — говорю. — Раньше работала в юридической фирме, теперь задумала сменить это занятие на что–нибудь, будем надеяться, более вдохновляющее.
— Долорес тоже в приемной сидит, не так ли, детка? — говорит Ангел. Смотрю на Долорес, на ее обтягивающий сексуальный наряд, вижу, какая она живая и по натуре солнечная, и никак не могу вспомнить, с чего это я решила, что работа референта в приемной для меня сгодится. Как–то это связано с тем, что ее легко освоить (наверняка), что думать много не придется, что в глаза не буду бросаться. И будет трудно найти меня.
— А то! Абажаааю это дело, лючче работа в мире нет… Ха–ха–ха.