Шагатели

Дробь пробила древнюю ржавь и даже выломала небольшой кусок металла. Как безумный Башмак начал перезаряжать ружьё и стрелять, раз за разом расширяя отверстие. От неосторожных движений песок хлынул в яму, и шагатель, расстреляв все патроны, руками ломал искромсанные края дыры. В кровь обдирая спину, он втиснулся в трубу, потянул за собой рюкзак, и песок широким потоком отрезал его от внешнего мира. Подумал — это хорошо, что у меня башка не такая здоровенная, как у аров, а то бы не пролез.

Башмак отдышался, включил фонарик и пополз вперёд. Он полз и полз, и от жажды и голода у него уже совсем плохо работала голова. Ему казалось, что скоро, за поворотом, он наткнётся на Серёжу Соломатина, который лежит там со сломанной ногой и умирает от жажды. А воды-то у меня нету, думал Башмак, и ему становилось невыносимо грустно.

Но за поворотом он наткнулся не на Серёжу, а на стену слежавшегося песка, наглухо перегородившую трубу.

— Откуда? — вслух спросил Башмак. — Песок сзади остался, я же не мог назад повернуть?

Он похолодел от ужаса, когда подумал, что провалился в какую-то другую трубу, про которую не знал Завадский и которая кольцом проходит под зыбучими песками. Но потом понял, что это не так.

— Это же я тут прошлый раз кислотой дыру прожигал, — с отчаянием сказал Башмак. — А теперь её песком затянуло.

Он повернулся, лёг поудобнее на исцарапанную спину и закрыл глаза. Ему стало всё равно.

* * *

Полковник Супогреев давно не был так счастлив. Сегодня он ещё раз убедился, что сделал правильный выбор, когда перешёл из армии в ведомство Санитарной Службы. Правда, ему для этого пришлось вступить в партию Углоединства, но это дало возможность заниматься любимой работой. А любимой работой Супогреева была война. В мире, где объединёнными нациями правил Мировой Совет, армейская служба превратилась в фарс. Единственной реальной работой занималась СС, выкорчёвывая на планете редкие очаги инакомыслия и ереси.

Именно под командованием полковника Санитарная Служба в последние годы провела ряд блестящих операций по ликвидации вспышек древней заразы — полузабытых культов, либеральных идеологий и нелепых экономических доктрин. Но сегодня впервые в истории СС был введён «красный код». После того, как кто-то из пограничников пальнул в санитаров из дробовика, люди Супогреева открыли огонь на поражение. Это был праздник. Даже в прошлом году, при штурме нелегального завода, использовался «жёлтый код», а сейчас санитары получили санкцию на тотальное уничтожение.

Супогреев лично руководил зачисткой. Он с удовольствием, пробив стеклянную витрину, закинул гранату в бар. Внутри громыхнуло, и полковника, спрятавшегося за бетонным столбом, обдало стеклянной крошкой. Весело матерясь, он отряхнулся и махнул рукой двум автоматчикам, увлекая их за собой. Они скорым шагом пошли по главной улице посёлка, осматривая хаос, царивший повсюду после рейда истребительной роты. Выбитые окна и двери, стены в пулевых отметинах, трупы. И ещё трупы. И ещё.

Возле гостиницы, нелепо завалившись на одно крыло, догорал гиперфлаер. Супогреев остановился, вспомнив о маленьком поручении, которое ему навязал Председатель Научного Комитета при Мировом Совете.

— Где? — спросил он у ближнего к нему автоматчика. — Профессор этот хренов где?

— Как приказано — спеленали, в номере отдыхает, — доложил спецназовец.

— Покажи, — приказал полковник.

Они прошли в номер Серёжи, где, хлюпая в кровь разбитой физиономией, на полу сидел профессор Науменко. Его правая рука была пристёгнута к батарее наручниками. Над ним стоял человек в камуфляже Санитарной Службы и явно намеревался пнуть по роже декана филологического факультета Университета Генетической Социологии.

— Отставить, боец, — сказал полковник.

Боец молниеносно выполнил разворот кругом и, замерев по стойке смирно, выпучив глаза, проорал:

— Рядовой Мельник, боевая задача выполнена, потерь нет!

— По морде. Зачем? — спросил Супогреев.

— Господин полковник, задержанный оказал сопротивление, ефрейтору Рощину плечо вывихнул! — доложил Мельник и уже тише виновато добавил: — Кабан-то здоровый.

— Пожилой интеллигентный человек, — удивился полковник, — вывихнул плечо ефрейтору Санитарной Службы?

— Так точно.

— Как же так? — расстроился Супогреев.

— Он это, — замялся Мельник, — борьбой, похоже, занимался.

— Ах вот оно что! Борьбой, значит. Вот же штатские пошли. Да, солдат?

Мельник промолчал, и тогда Супогреев прошипел сквозь зубы:

— Ефрейтору Рощину после выхода из санчасти трое суток гауптвахты.

— Есть!

— Вам, рядовой Мельник, тоже трое суток гауптвахты.

— Так точно!

— И обоим месяц усиленных тренировок по рукопашному бою.

— Есть месяц усиленных тренировок.

Один из автоматчиков, сопровождавших полковника, стукнул себя кулаком по ладони и пообещал:

— Мельник, я с тобой позанимаюсь.

Мельник сильно затосковал, а профессора отстегнули от батареи, усадили в кресло. Лицо оттёрли от кровищи, дали воды. Постепенно приходя в себя, Науменко начал качать права.

— Я это так не оставлю, — шамкал он разбитыми губами. — Я на вас управу найду. Даже не надейтесь, что это вам сойдёт с рук.