Шагги Бейн

Линн повернулась и посмотрела на него через плечо. В ярком свете фар он видел, как на самом деле красивы ее глаза, они не только карие, но и золотисто-зеленые и печально-серые. Он теперь знал, что не сможет сдержать своего обещания. Он лгал Агнес, как она лгала ему, обещая бросить пить. Она никогда не сможет отказаться от алкоголя, а он, сидя на холоде с хорошенькой девчонкой, знал, что никогда не будет чувствовать себя обыкновенным мальчиком.

Тридцать

– Я хочу есть, – это были первые слова, которые он ей сказал, вернувшись домой из школы.

Никого никогда не интересовало, что она чувствует или голодна ли она. Все только говорили ей, что им надо и что им требуется от нее. Она сидела в кресле, курила очередную сигарету, прислушиваясь к тому, как открываются и закрываются двери шкафов на кухоньке.

– Мама, у нас еды нет! – прокричал он с кухни. Его голос ломался, и хотя басовитости не обрел, в нем слышался тембр, полагающийся взрослому мужчине. Он даже не заморочился тем, чтобы заглянуть к ней, убедиться, дома ли она. Он знал, что она дома. Агнес глотнула из кружки и спросила, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Почему это все воспринимают меня как нечто само собой разумеющееся?

Она слышала, как он волочит свой рюкзак по ковру.

– Мам, я есть хочу. Маа-аа-ма, я хочу есть, – проскулил он. У него это теперь превратилось чуть ли не в песню. Дверь гостиной была распахнута, и он притащился в комнату. Он менялся, становился выше, вытягивался. Его постоянно мучил голод.

Агнес посмотрела на него. Его волосы были расчесаны по-новому, одежда свисала с его худых плеч. Она решила, что ей эти перемены не нравятся.

– И ты даже не собираешься у меня спросить, как прошел мой день? – проговорила она, растягивая слова.

Шагги проигнорировал ее и принялся наводить в комнате порядок с деловитостью горничной в отеле. Он задернул занавески на окнах, зажег свет в комнате. Включил электрокамин – в тепле она скорее засыпала.

– Выключи, – гавкнула она. Он посмотрел на нее, потом – сквозь нее и оставил камин включенным.

– У-меня-все-хорошо-спасибо-а-как-у-тебя? – проговорила она с ехидной усмешкой.

– Я тебе сказал, что хочу есть, а в доме нет ни крошки. – Он повернулся к ней лицом, и хотя вытянулся перед ней во весь рост, выглядел он усталым. – Что ты собираешься с этим делать?

Он в этот момент стал похож на свою бабушку. Агнес видела перед собой Лиззи: вот она стоит, уперев руку в бок, разочарованно покачивает головой, сетуя, что только могила исправит ее дочь. Это застало ее врасплох, но немного спустя вызвало новый приступ раздражения.

– Не смей на меня так смотреть.

Шагги уже наслушался. Он сел напротив нее, потер виски, словно у него заболела голова.

– Я сказал: я хочу есть. – Он намеренно провоцировал ее. – Чем ты собираешься меня накормить?

– Аааа! Вы все одинаковые, да? Дай! Дай! Дай! Так вот, я тебе скажу: мне больше нечего давать.

– Пей! Пей! Пей! – ответил он, подражая ей. – Так вот, я ТЕБЕ скажу: я все время хожу голодный.

– Ты наглый кусок говна. – Ее зубные протезы заскрежетали, лицо застыло. Только ее почти отрешенный взгляд блуждал, покачиваясь на волнах сегодняшней выпивки.

Шагги поднялся и встал перед камином.

– Тебе, вероятно, легко торчать здесь весь день, а я должен выходить на улицу и быть среди этих людей. – Он испустил протяжный вздох, как проколотая велосипедная камера. Его плечи разом обмякли. – Большинство из них почти не говорят по-английски. Я даже понять не могу, чему учат учителя.

– Это мне-то легко? – Ее реакция запаздывала – она только теперь осознала сказанное им в начале тирады. – Тебя в твоей ебаной школе кормят горячим ланчем, разве нет? Три горячих блюда. Наверняка. Это куда как больше, чем имею я, сидя здесь в одиночестве.

Шагги просунул язык между зубами и больно прикусил. Заговорил он, только когда ему удалось смирить дыхание.

– Слушай. Дай мне немного денег из пособия. Я выйду и куплю нам что-нибудь поесть.

– Тебе бы этого хотелось, правда? Так вот, никаких денег нету.

– Как это? – Жизнь вернулась в его плечи. – Постой, понедельничная книга, вторничная книга. Куда девались деньги за всю неделю?

– Пфф, – сказала она, взмахнув рукой – этот жест напомнил движение птичьего крыла, единственный цвет у которого был только на кончиках перьев. – Ушли. Исчезли. Как и все те сучьи ублюдки, которых я когда-то знала.

Шагги наклонился над ней, заглянул в укромный уголок кресла, служивший ей тайником. Ничего, кроме шести банок дешевого лагера, он там не увидел. Слишком мало, чтобы растратить все пособие.

– И куда они ушли?

– На бинго. Это был какой-то снежный ком, – сказала она. – Это, и еще я купила маленький бургер. Извини.

– Агнес, – сказал он. – Мы будем голодать.

Агнес откашлялась. Потом пожала плечами.

– Да. Вероятно.

Шагги сел на середину канапе, посмотрел на раскаленные стержни камина. Агнес взяла еще банку, накрашенным ногтем подцепила ушко – раздалось восхитительное шипение. Бойцовский дух начал покидать ее.