– Слушай, тебе бы лучше съедать все ланчи. Думаю, хотя бы раз в день поешь горячего.
Он заговорил тихим голосом:
– У меня отобрали талоны, я не получал бесплатных ланчей. – Он посмотрел ей в лицо, она запрокинула голову в оскорбленном смятении. – Ребята из старших классов. Им не нравится, как я говорю. Они сказали, я слишком большой выпендрежник. Забрали талоны. Они съели мои ланчи.
Что-то прояснилось в ее глазах. Камин гудел свою песню, крученые стержни излучали оранжевое тепло, но она теперь чувствовала только холод.
– Будем голодать, – тихо сказала она.
– Я знаю.
Они долго сидели в излучаемом тепле электрокамина, наконец Шагги снова встал. Камин нагонял на него сонливость, а от запаха лагера его тошнило. Ему нужно было выйти на воздух. Он подумал, что можно было бы пойти к главной дороге и попробовать то, чему его учил Кейр – украсть на ужин немного чипсов в газетном киоске. Четыре или пять пакетов, думал он, и тогда никто из них уже не будет голоден.
Агнес смотрела на него, когда он вставал и безмолвно зашаркал к двери, на ходу приминая ковер. Он вытянулся и теперь почти догнал брата. До пятнадцати ему оставалось всего ничего, и болезнь роста сделала его раздражительным. Ей он казался бледной сахарной тянучкой, до того длинной, что она в любую минуту была готова переломиться пополам. Она видела, что у ее сыновей, Александра и Хью, одинаковая старческая сутулость, одинаковые плечи, словно обремененные тяжким грузом. Глядя на него, она испытывала тоску по старшему своему мальчику, и теперь попыталась скрыть это чувство.
– Значит, и ты от меня уходишь?
– Что?
– Взял все, что мог, теперь можно и уходить.
– Что? – Он не мог понять, о чем она говорит.
– Ты раньше никогда не был голоден. Ни разу за все эти годы.
– Я знаю, – солгал он. Продолжать и дальше пикироваться с ней не имело никакого смысла.
Агнес не без труда поднялась с кресла. Она оттолкнула сына, который без толку метался то туда, то сюда.
– Да, черт побери, дай я тебе помогу.
Она протиснулась через дверь в коридор, задев плечом дверной косяк, – раздался треск.
Он слышал, как ее ногти щелкают по кнопкам телефона. Он услышал, как она ворчит себе под нос, а потом: «Добрый день! Да. Такси, пожалуйста. Бейн. Да, верно. Близ Парейд».
Она с победоносным видом вернулась в комнату.
– Я никогда не думала, что ты уйдешь от меня.
– Перестань, – взмолился он и протянул к ней руки. Ничто в нем не хотело причинить ей боль. –
Она опустилась в свое пьяное кресло.
– Уходишь-уходишь. Они все уходят. Все до единого.
– Да куда мне идти-то? Некуда мне идти.
Агнес стала уходить в себя. Начала говорить сама с собой.
– Я воспитала кучу неблагодарных свиней. Я видела, как ты смотришь на эту дверь, следишь за этими часами. Ну и катись к черту.
С улицы раздался троекратный гудок такси. Дребезжание дизельного движка эхом разносилось по каньону многоэтажек.
– Валяй! – злобно проговорила она. – Уходи! К братцу своему ебаному уходи. Проверь-ка, будет ли он тебя кормить. Проверь-ка, наплевать мне или нет.
– Нет, я не хочу уходить. Я должен оставаться здесь с тобой. Ты и я, мы вдвоем. Так мы друг другу обещали. – Его губа начала дрожать. Он подошел к ней и попытался обнять, попытался сплести пальцы на ее затылке.
Таксист нетерпеливо прогудел еще раз. Она взяла его за руки и впилась ногтями в мягкую плоть на запястьях.
– Вы и ваши ебаные обещания. Я не встречала еще человека, который хоть одно бы сдержал. Вы будете все сидеть и набивать брюхо, пока больше уж не влезет, а потом можете смеяться,
– Нет! – он попытался схватить ее за волосы, за джемпер, за шею. За что угодно.
– Слушай! – проговорила она, освобождаясь из его рук. На мгновение туман в ее взгляде рассеялся, и она словно вернулась в комнату. – Сначала ты просишь меня вызвать тебе такси, а потом стоишь здесь и выставляешь меня лгуньей. Забирай свои шмотки. Ты здесь больше не нужен!
Зазвонил телефон. Она оттолкнула сына, и с воротника ее джемпера просыпался целый бисерный дождь. Телефон продолжал звонить. Колокольчики названивали у него в голове. Шагги в полубессознательном состоянии снял трубку, грубый мужской голос проговорил:
– Такси для Бейн, приятель?
– Угу. – Он отер лицо рукавом.
– Водитель ждет вас внизу. Ему что – весь день там торчать?
Шагги положил трубку на рычаг и замер в коридоре в ожидании, когда она скажет хоть что-нибудь, что угодно. Агнес в этот момент могла произнести любые слова, и он бы принял их, простил бы ее. Он бы сел рядом с ней, обнял ее ноги. Он был согласен голодать, если бы они голодали вместе.
Нет. Агнес не желала смотреть на него. Она не произнесла ни слова. И тогда Шагги взял свой рюкзак и вышел из квартиры, спустился по круговой лестнице и покинул выложенный плиткой подъезд. Водитель сложил газету, когда мальчик сел в черное такси.