Шаги по стеклу

В конце концов у него засосало под ложечкой, в животе что-то сжалось и запульсировало болью, и тогда он решился выйти. Ему удалось найти только один туалет – все тот же, на нижнем этаже. В голове свербело: подергаю ручку, дверь откроется – а там никого. Она ушла. Я для нее пустое место.

Он подергал ручку. Дверь была заперта изнутри.

Сейчас из-за двери ответит мужской голос, убеждал он себя. Но из-за двери ответил женский голос:

– Минутку, я сейчас. Прошу прощения.

– Сэра? – несмело спросил он дрогнувшим голосом.

Ответом было молчание. У него защипало в глазах: это не она. Откуда ей здесь взяться. Это на сто процентов не она.

– Грэм? Извини, пожалуйста. Сейчас выйду. Ох, как я перед тобой виновата.

– Ничего, ничего. – Он осознал, что почти кричит, и заставил себя понизить голос. – Все в порядке. Все хорошо. Я подожду… там… в комнате, ладно?

– Да, подожди, пожалуйста. Пять минут.

Она не ушла! Грэм огромными прыжками помчался вверх по лестнице, перескакивая через три-четыре ступеньки; он молил бога, чтобы в его отсутствие комнату не заняла какая-нибудь озабоченная парочка, и проклинал себя за то, что посмел усомниться в Сэре. Теперь она будет думать, что он ей не доверяет.

Комнату никто не занял. С тяжело бухающим сердцем Грэм сел на кровать, сложил руки на коленях и уставился на нижнюю филенку двери. Я схожу с ума из-за того, что женщина задержалась в туалете, думал он. Одно это говорит, что я на седьмом небе. С кем можно этим поделиться? Со Слейтером? С мамой? Неужели у них с отцом было то же самое?

Сэра вернулась. Еще бледнее, чем прежде. Ее дыхание стало прерывистым и неровным. Без единого слова она легла на кровать. Грэм за нее испугался, но когда она с закрытыми глазами повернулась на бок, лицом к нему, он заметил в ней нечто хрупкое, первозданно манящее и задрожал от страсти. Да что же это такое, я как насильник. Ведь ей плохо.

– Тебе… – Пересохший язык отказывался выговаривать слова, и Грэм начал снова: – Тебе нездоровится? Может, вызвать «скорую»?

– «Нездоровится», – эхом повторила она и улыбнулась. – Какое точное слово. – Теперь она открыла глаза и смотрела прямо на него. – Нет, я в полном порядке. Уверяю тебя. Это нервы. Я плакса; может, надо принимать валиум, только это все фигня. Мне сейчас нелегко, ты веришь? Надо еще многое утрясти. Извини, что доставила тебе столько беспокойства.

– Никакого беспокойства, – отозвался он и впервые остался доволен собой: ответ прозвучал сердечно, по-доброму и в то же время уверенно, но без высокомерия.

Расслышала ли она эти нюансы? Сэра лишь молча кивнула и прикрыла глаза. Потом она прижала подбородок к самому вырезу платья, над грудью, и втянула носом воздух.

– Какой стыд, – призналась она, широко раскрыв глаза. – От меня несет этим отвратительным лосьоном. – Когда она вернулась, Грэму и вправду ударил в нос резкий запах одеколона. Сэра робко улыбнулась и смущенно повела плечами. – Меня стошнило. Нужно было как-то отбить запах, вот я и схватила первое, что попалось под руку. Потом почистила зубы, но привкус все равно остался… Какая гадость… Грэм, ты так обо мне заботишься – настоящий медбрат. Мне даже неловко.

– Это… это пустяки, – неубедительно ответил он.

Сэра опять смежила веки:

– Не подумай ничего такого, но у меня к тебе просьба: погаси, пожалуйста, свет. Глаза режет.

– Сейчас сделаю, – негромко ответил он и направился к выключателю у двери.

От окна через всю комнату пролегли холодные желтоватые полосы. Сэра теперь выглядела какой-то размытой черной тенью, средоточием темноты. Он присел рядом с ней; она отвела руку, чтобы он мог придвинуться поближе. У него дрожала каждая жилка. Рука Сэры мягко притянула его голову к подушке. Теперь ее лицо было прямо перед ним, совсем рядом, но черты оставались неразличимыми.

– Как все ужасно, Грэм, – едва слышно прошептала она. – Ты просто чудо. Я тебя завела, а сама сейчас ни на что не способна. Тебе будет противно.

– Мне… – начал он, но тут же осекся, чтобы не наговорить банальностей, которые уже были готовы слететь с языка. Еще не время. – Нет, – ответил он, – ничего подобного. – Он взял ее руки, которые теперь стали теплыми, в свои ладони. – Просто мне… – он не знал, видит ли она его лицо, чувствует ли, как дрогнула кровать, – … мне очень хорошо. – Он даже сам над собой посмеялся, осознавая неуместность этих слов.

Сжимая его ладони, она шепнула:

– Спасибо тебе.

Они долго лежали без движения. Его мысли беспорядочно роились где-то далеко, словно стали чужими – как гомон разгулявшихся гостей, которые больше не имели к нему никакого отношения. В конце концов он бросил попытки осмыслить свои ощущения, хоть как-то в себе разобраться и просто расслабился, дожидаясь, пока ее прерывистое дыхание не станет ровным, покорившись сну. Он так и не уловил, когда именно это произошло. В какой-то момент дверь приоткрылась и мужской голос чертыхнулся: «Вот дьявольщина, не сюда», но Грэм даже не повернул головы – он знал, что никакое вторжение уже не сможет нарушить их покой.