Шаги по стеклу

Он шел все по той же стороне улицы, огибал уткнувшиеся капотом в тротуар автомобили и приближался к автобусной остановке, не теряя надежды отыскать мистера Шарпа. Почему-то он решил, что тот непременно наденет синюю каску, и поймал себя на том, что ищет глазами именно каску, а не мистера Шарпа, которого – он только сейчас это осознал – не сумел бы даже описать в полицейском участке. На ходу он не мог отделаться все от того же мерзкого чувства, которое росло у него внутри, словно живая тварь, ворочалось и кусалось. Его неотступно окружали толпы людей: они кишели на тротуаре, у автобусных остановок, на пандусах; черные, белые и желтые, мужчины и женщины, которые везли сумки на колесиках или несли ящики с инструментами; молодые мамаши толкали перед собой коляски или тащили младенцев на руках. Дети постарше носились вокруг родителей, визжали и орали. Прохожие жевали гамбургеры, доставая их из пластиковых коробок, или хрустели чипсами, шурша фольгой; кто шел с бумажными мешками, кто со свертками; старые и молодые, толстые и тонкие, рослые и приземистые, невзрачные и разодетые; у него закружилась голова, словно алкоголь и душный воздух начали расплавлять его организм, словно боль изнутри выкручивала его, как мокрое полотенце, сжимала и стискивала. Он шел спотыкаясь, толкая прохожих, и только высматривал синюю каску. У него возникло ощущение, что он вот-вот расплавится совсем, перестанет быть собой, растворится в осаде чужих лиц. Он прижался к тротуару, убедился, что поблизости нет автобуса, и шагнул на разметку автобусной полосы, чтобы повернуть назад, туда, откуда пришел, скрыться от толпы; спотыкаясь и покачиваясь, он возвращался к скверу. Время от времени он оглядывался через плечо, но сзади так и не было ни одного автобуса, который мог бы въехать на свою полосу и запросто его задавить; в его сторону неслись только машины, срывавшиеся, ревя двигателями, с перекрестка, когда зажигался зеленый свет. До Граута донесся кашель и хрип мотоцикла. Он не остановился, он шел обратно в сквер в надежде, что мистер Шарп уже туда вернулся. А ведь раньше здесь повсюду были выбоины, которые он заделывал своими руками.

Его оглушал рев моторов. Грауту все было нипочем. Что хрипящий мотоцикл, что ревущий дизель. На какой-то миг он от головокружения совсем потерял ориентировку, впал в смятение и безошибочно понял, что бывал здесь и раньше, все это уже видел. Подняв глаза к небу, он споткнулся, однако голова прояснилась, и он не угодил под колеса транспорта, хотя был к этому близок. Вдруг раздался страшный грохот, как будто машина врезалась в какую-то преграду, но, скорее всего, это был просто грохот пустого грузовика или самосвала, который, не сбросив газ, наехал на «лежачего полицейского» или попал колесом в выбоину. Граут медленно обернулся с каким-то странным ощущением, чтобы посмотреть, не была ли это, часом, одна из тех выбоин, что заделывал Дэн Эштон со своими подручными. Он готов был заложиться, что так оно и есть.

На тротуаре завизжала какая-то женщина.

Он снова поднял глаза к голубому-голубому небу и увидел, как из этой голубизны выплывает какой-то округлый предмет, несущий на себе яркие отблески небосвода.

Крутящийся цилиндр.

Мимо пронесся мотоцикл, за ним грузовик. Граут замер как вкопанный, думая только об одном: каска… моя каска…

Слетевшая с грузовика алюминиевая бочка с пивом опустилась прямо ему на голову.

Китайская крестословица

Укутавшись в шкуры, они заняли маленький свободный пятачок на одном из верхних ярусов Замка Наследия.

С одной стороны к сверкающему светло-серому небу тянулись обветшалые башни с подгнившими перекрытиями комнат и залов; почти все помещения были пусты и заброшены, их давно облюбовали птицы. Если не считать расчищенного пятачка, вокруг были сплошные руины – крупные обломки кровельных плит. Из трещин и сланцевого крошева тут и там пробивались чахлые деревца и кустики, больше похожие на сорняки-переростки. Кое-где валялись обломки арок и колонн. И пока шла игра в китайскую крестословицу, начался снегопад.

Квисс изумленно вскинул голову. Ему не припоминалось, чтобы здесь шел снег… разве что очень давно. Он сдул с доски несколько маленьких сухих снежинок. Аджайи этого не заметила: она изучала две последние фишки, которые едва помещались у нее на узкой щепке. Игра была почти закончена.

Поблизости на выщербленной, облезлой колонне восседала красная ворона, которая дымила окурком толстой зеленой сигары. Она пристрастилась к табаку примерно в то же время, когда они начали играть в китайскую крестословицу.

– Сдается мне, это надолго, – сказала она в первый день. – Надо чем-нибудь себя занять. Может, хотя бы рак легких подхвачу.

Квисс как-то полюбопытствовал, откуда у нее такие хорошие сигары. Не нужно было связываться, сказал он себе, услышав ее ответ: «Да пошел ты в задницу».

– Прежняя игра мне больше нравилась, – объявила вдруг сверху красная ворона между затяжками.