Шаги во тьме

– Господин Свиридов, – грустно и даже несколько сочувственно улыбнулся ювелир, – мне шестьдесят восемь лет, и последние пятнадцать из них я сплю один. Вот этот мальчик, – он достал тяжелую по виду связку, выбрал длинный ключ, показал его сыщику, – стережет мой сон с тех пор, как мы с женой перестали делить спальню. Мы же оба понимаем, что он остается со мной внутри на ночь? И все остальные, что висят на этом кольце, тоже спят со мной вместе. Мне шестьдесят восемь лет, вы же не успели забыть? А я ни разу не забывал запирать на ночь спальню. Вы видели мою спальню? А знаете мой дом? Я вас приглашаю. Вы оцените и двери, и замки. Ицхака Шеймана не грабили даже в Кишиневе, когда он только привел в новый дом молодую жену, и никто еще не называл его Ицхаком Эфраимовичем, и папино имя было только папиным, храни господь его душу. Петербург – не Кишинев, скажете вы и будете правы, ой как вы будете правы! Мне ли теперь не знать! Но можете верить слову Ицхака Шеймана, а слову этому верить стоит. Я могу быть слаб на голову, но никто не скажет, что Ицхак Шейман слаб на язык. Слову Ицхака Шеймана можно верить даже немножечко больше, чем «Петербургскому листку». Так вот, верьте мне, что даже в шестьдесят восемь лет, даже в Петербурге Ицхак Шейман не будет помогать никаким добрым людям, которые соберутся его ограбить. Он не станет носить при себе много денег, он не станет совать по карманам нисколько своих товаров, и он никогда не оставит двери незапертыми. Ни в доме, ни в лавке! – Он гордо воздел к потолку хрящеватый нос и решительно обхватил себя за плечи.

Александр Павлович с минуту разглядывал это живое изваяние, затем встал из-за стола, сел напротив посетителя, побарабанил по сукну кончиками пальцев и, наконец, произнес:

– Ицхак Эфраимович, ну вы же понимаете, что следует из сказанного вами? Какие в первую голову напрашиваются выводы?

Еврей покачал пейсами, грустно сказал:

– Ах, пан полковник, если бы Ицхак Шейман был глупым, он бы никогда не заработал столько денег и так и остался бы в черте оседлости. Я не глупый. Где вы вообще видели глупого еврея, если только бог не наказал его при рождении расслабленным умом и усердным слюноотделением? Но даже тогда он не глупый, он просто идиот. Похож я на идиота? Спасибо. Так что я все понимаю. Вы хотите сказать, что вывод в том, что старый еврей сам себя ограбил. Я не идиот, но ума, что господь мне отмерил, все-таки не хватает, чтобы понять: зачем мне это надо?

Свиридов пожал плечами:

– Страховые выплаты?

Шейман всплеснул руками:

– Что вы такое говорите, пан полковник? Сразу видно, что человек вы очень умный, но совершенный дурак в коммерции! Простите дураку «дурака» и не вздумайте обижаться, иначе мне придется жертвовать на нужды полицейского управления, а меня уже грабили на этой неделе. Хорошо, на прошлой, если бы это что-то меняло. Скажите мне лучше так откровенно, как если бы вас спросил ваш православный раввин: разве кто-то застрахует бедного ювелира на справедливую сумму? Вы сами смотрели мои учетные книги. На четыреста девяносто шесть тысяч восемьсот шестьдесят три рубля и четырнадцать копеек было в лавке товара в пятницу вечером. А в четверг было почти на сто тысяч меньше! А сегодня я планировал принести только что законченную камею в пятнадцать тысяч ценою. И как прикажете это страховать? Ежедневно приглашать оценщиков? Да, у меня есть страховка. На жалкие сто тысяч. Этих денег не хватит мне даже на то, чтобы уплатить по векселям! Я разорен, а вы еще и грозите мне тюремными решетками. Да я с рождения живу за решетками, я сын ювелира и отец ювелира, мне не привыкать к вечно запертым окнам, чтоб вы знали и знание это было вам в радость!

Александр Павлович поднял руку, снова останавливая словоохотливого ювелира, вернулся за стол, покрутил ручку телефона:

– Роман Сергеевич? Свиридов. Как у вас сейчас со временем? Да. Да, по ювелирному магазину. Нужно произвести обыск. Но очень деликатно. Через сколько? Хорошо, зайдите прежде ко мне, я вам вместо адреса хозяина предоставлю. – Он повесил рожок, снова повернулся к настороженно слушавшему этот односторонний диалог Шейману: – Господин Шейман, вы же не станете возражать, если наши сотрудники проведут осмотр вашего дома? Чтобы полностью развеять мои подозрения в вашей почтенной особе? Ротмистр Кунцевич будет очень деликатен, ручаюсь.

– Я? Возражаю? Да я всем сердцем приветствую! Если вы отыщете украденное, то даю слово Шеймана – а что такое слово Шеймана, я уже объяснял, – я не пожалею ста тысяч на вознаграждение! И знаете что? Пожалуй, я не пожалею и еще несколько рублей на объявления во все газеты! Тому, кто найдет мой товар, – награда! Ровно сто тысяч! Как думаете, добавит это шансов? Не отвечайте, я сам все понимаю.