Шаги за спиной

С группой городских авангардистов он познакомился два года назад, случайно. Группа была довольно прозрачной общностью, с тремя фанатами во главе, издавшими несколько пьесс. Было еще человек двадцать или тридцать авангардистов невидимых, размазанных по всему городу с плотностью вероятности близкой к нулю в каждой точке. Сам себя Валерий считал безусловно талантливее их всех, вместе взятых, но, так как то же самое думал о себе любой из тридцати трех, собственное мнение как-то теряло в значительности. Совсем друге дело – мнение толпы. К толпе авангардисты относились двойственно: искренне ее презирали и так же искренне, с замиранием дыхания на бледных губах, прислушивались к ее словам. Но чаще толпа молчала.

Сегодня состоится большой концерт столичного авангарда и, хотя звезд вроде Макарова или Леонтьева не ожидается, все звездочки поменьше обязательно будут.

Валерий задержался у кассы, наблюдая полное отсутствие потенциального зрителя. Стояла только Преображенская Наталья, известная ему по фотографиям. Наталья обьясняла, что это ее концерт, ее собственное выступление сразу после антракта, она сама будет играть собственные сочинения, у нее такая работа, за это платят деньги, а несгибаемая старушка на все аргументы отвечала, что без билета никаких Преображенских она пускать не собирается. Чем меньше человечек, тем сильнее его пучит от власти.

– Ну что с ней делать? – отчаялась Преображенская. – У вас нет билетика, случайно? Я любую цену заплачу.

– Нет, – ответил Валерий, – меня пускают бесплатно. Я по приглашению.

Покинув Преображенскую, он вошел в зал – и зал был неожиданно полон.

У входа продавали разные неожиданные вещи, чтобы подготовить слушателя к музыкальным неожиданностям. Валерий купил стеклянный елочный шарик в маленьком целофановом пакете. По инструкции, шарик нужно было разбить о другой, точно такой же. Внутри шариков лежали предсказания и пожелания. Если два пожелания совпадали, то они сбывались. По крайней мере, так обещал продавец шариков.

Валерий пробрался, высмотрев свободное место (было еще несколько свободных впритык за колонами, там, где слышно, но не видно); рядом сидела девушка, показавшаяся смутно знакомой, и использовала вместо веера голубую программку.

Было жарко и шумно.

Валерий улыбнулся и девушка ответила, улыбаясь в ответ:

– Никак не ожидала встретить вас здесь.

В ее глазах загорались звездочки, как в вечернем небе. Что такое? – подумал Валерий. – Минуту назад все было так прочно, моя крепость могла выдержать любой артобстрел. Но вдруг вырастает колокольчик на камнях и стены падают. Неужели так может быть?

– Я не совсем поняла, – сказала девушка, – вы что-то сказали об артилерии и колокольчиках.

– Я что-то говорил?

– Да.

– У меня привычка думать вслух. Я думал о вас. Мы где-то встречались раньше.

– Да, – ответила Тамара, – может быть, вам будет больно от моего напоминания, но я видела вас в больнице. Вы чуть не погибли тогда. Мне было страшно жаль вас. Вы сидели, сжав кулаки, и разговаривали с пустотой. Это так страшно потерять кого-то – я еще никого не теряла в жизни, но мне кажется, что это очень страшно.

– Да, – сказал Валерий, – это самое страшное, что можно представить. Я только что представил, что потеряю вас, и мое сердце сбилось с ритма.

– Не стоит делать таких комплиментов.

– Почему?

– Сердце остановится. В лучшем случае вы опять попадете в больницу, а в худшем – на тот свет.

– На том свете я уже был, – сказал Валерий, – целых четыре минуты. О рае ничего не могу сказать, но ада там точно нет.

Вы купили шарик?

– Да, и вот не знаю что с ним делать.

– Давайте чокнемся?

– Давайте.

Они хлопнули кулечек о кулечек и шарики разбились, сразу оба, с очень мелодичным звуком.

– Что там написано?

– Позвольте я, – Тамара открыла кулечек, – мужчина обязательно порежется… Вот. Похоже на лотерейные билетики.

– Что у вас? – спросил Валерий.

– Я… Нет, я не могу прочесть.

– Тогда наши судьбы совпали. На моем написано, что я вас люблю. И это правда.

– Но нельзя же так, – ответила Тамара. Ей вдруг захотелось прижаться к этому человеку, наверное, теплому, сильному, доброму, так захотелось, что она вздохнула со стоном – а на сцене кто-то настраивал скрипку и скрипка застонала именно тем тоном.