- Хорошо, - сказал тогда Хайсагур, усмехаясь и показывая клыки. - Я отдам тебе ребенка при одном условии - если ты назовешь мне его имя.
Джейран изумилась легкости, с какой гуль отступился от своей добычи.
- Во имя Аллаха, что ты затеял? - насторожившись, осведомилась она. Ведь я могу узнать это имя у его бабки Шакунты, как только выйду из замка!
- А я очень удивлюсь, если тебе удастся это, - отвечал оборотень. Она сама не знает имени мальчика. В беседах с Барзахом она его называла просто - "ребенок". И Хайят-ан-Нуфус не знает. О царевиче же Мерване и говорить не стоит. Вот какова общая любовь к этому ребенку!
- Его мать Абриза скажет мне это имя! - воскликнула Джейран.
- А хочется ли тебе оказывать услуги Абризе? - спросил гуль. - Ведь это на тебе, а не на ней должен был жениться благородный аль-Асвад! Теперь же она живет в Хире, в царском дворце, а ты - ты сама знаешь, где ты и каковы твои обстоятельства!
- Будь ты проклят! - потеряв терпение, воскликнула Джейран. - Если я из-за тебя нарушу клятву, то мои люди убьют тебя, о Хайсагур! Это не мне, а тебе опасно становиться между мной и этим ребенком!
- Ты забыла, что я могу входить в любое тело, о женщина! - высокомерно напомнил гуль.
- А ты забыл, что, пока ты крадешь у правоверных их тела, твое собственное лежит где попало наподобие трупа! Тебе некуда будет вернуться, о гуль!
Хайсагур задумался - Джейран действительно могла послать мальчишек выслеживать его, и они, легкие и гибкие, справились бы с этим, и воистину захватили бы его тело, и связали, а до чего еще додумалась бы эта женщина, он и представить не мог.
- Перемирие, о Джейран! - сказал Хайсагур. - Мы здесь все в ловушке. Давай поступим так - я выберусь отсюда, и разведаю путь, и если нельзя пройти без приключений, приведу твоих людей в подходящее место, чтобы они напали на часовых, перебили их и встретили тебя и десять твоих доблестных айаров! А потом уж и будем делить ребенка.
- Честно говоря, я предпочла бы видеть его в крепости горных гулей, чем в объятиях Шакунты и Барзаха, - проворчала Джейран. - Пока эти двое разберутся в своих делах, ребенок без присмотра сломает себе шею или станет добычей торговцев невольниками! Но я не хочу, чтобы сказали: "Умерла верность среди людей! "
- Подобных тебе цари приберегают на случай бедствий, но в мирное время таких, как ты, нужно держать под замком, о красавица, - ответил Хайсагур.
* * *
- Почему ты врываешься в мои покои, о аль-Асвад? Почему ты пугаешь моих женщин и избиваешь моих невольников? - гневно спрашивала Абриза, стоя перед Ади и для смелости ухватившись за рукоять джамбии.
- Я должен говорить с тобой! - воскликнул аль-Асвад. - Ради Аллаха, не перечь мне! И пусть твои женщины уберутся куда-нибудь! И невольники - с ними вместе, чтоб их не носила земля и не осеняло небо!
- Да не даст Аллах тебе мира и да не продлит он твою жизнь! - Абриза возмутилась до последней степени. - Если ты так же правишь Хирой, то твое правление надолго не затянется! Мои невольники - это мои невольники, и никто, кроме меня, не может раздавать им оплеухи!
- Если ты собираешься вводить в моем хариме обычаи франков, то твое пребывание в нем тоже надолго не затянется! - пообещал гневный Ади. - Я прикажу собрать караван и отправлю тебя к твоему отцу Берр-ан-Джерру!
- А я призову франков, и приведу войско в Хиру, и твоя казна будет нашей добычей! - уже совсем потеряв чувство меры, пригрозила Абриза.
- А я убью вашего царя, и отправлю его в адское пламя, и всех его эмиров - с ним вместе, клянусь Аллахом!
Аль-Асвад топнул, да так, что подскочили скамеечки черного дерева и покачнулись драгоценные кувшины.
- Посмотрим, как ты убьешь нашего царя, который не выезжал из Афранджи! тут Абриза сочла нужным рассмеяться. - Ты даже не знаешь, где сейчас наш царь и его эмиры! И кто ты такой, чтобы грозить царю Афранджи? У моего отца под началом больше всадников, чем у твоего Джудара ибн Маджида, а у царя Афранджи сто таких эмиров, как мой отец!
Абриза напрочь забыла о том, что рассказала ей мать про подмену детей в колыбелях, и в этот миг искренне считала себя дочерью полководца франков.
- Разве я не видел франкских всадников и разве я не рубил их, так что клинок выходил, блистая, из их спин? - крикнул свирепый аль-Асвад. - Не говори мне о них - они даже не умеют сидеть на конях, и клонятся назад, как будто им мешают животы, и не знают, что такое замах и удар!
И он в гневе принялся перечислять все признаки убожества франков, совсем забыв, что перед ним - прекрасная женщина, подобная драгоценной жемчужине или луне в ночь ее полноты, невысокая ростом и стройная станом, с выдающейся грудью, насурмленным оком и овальным лицом, с худощавым телом и тяжкими бедрами, и ее ноги делают немым звон ее ножных браслетов.
Как ни странно, именно эта речь несколько усмирила аль-Асвада, он проклял всех франков наихудшими проклятиями и как будто успокоился, а последние их прегрешения привел уже с презрительной улыбкой, словно рассказывал о проделках черных рабов.