Он был прав. Я был единственным, кому светила стипендия. Все замыкалось на мне.
В Техасе я нарвался на крайне неприятных людей. Расизм там процветал. В местах вроде Эшертона, Техас, и Пфлюгервилля, Техас. Если в те места приезжали чернокожие ребята вроде меня, местные встречали их плакатами с обезьянами. Когда ты ребенок, такое сильно ранит. Я и так уже стеснялся своих размеров, и такое отношение мне совсем не помогало. У меня не было выбора, кроме как учиться как-то справляться с этим.
Когда я играл за ЛСУ против команды Университета Миссисипи, мой партнер Стэнли Робертс бросал штрафные, и всякий раз одна половина зала скандировала: «Магилла!», а другая вторила ей: «Горилла!» Если его это и бесило, он этого не показывал. Я смотрел на него и думал: «Стэнли делает все правильно. Нельзя принимать это близко к сердцу». Если не можешь научиться смеяться над самим собой, долгая и несчастная жизнь тебе будет обеспечена, особенно если ты еще и ростом 2,13.
Марк Кьюбан, владелец «Даллас Маверикс», называл меня Толстяком Албертом, когда я бросал штрафные. Когда я впервые это услышал, я счел это уморительным. И из-за этого промазал. На самом деле, не совсем из-за этого, я ведь все время мажу штрафные, но байка получилась неплохая.
На третьем году моего обучения в старшей школе Коул мы были непобедимыми, мы буквально перевернули вверх дном весь мир техасского баскетбола. Приходя на тренировки, я не знал, кого встречу там на этот раз. В один день туда мог приехать Дэйл Браун из ЛСУ. В другой день Джерри «Акула» Тарканян из университета Невада-Лас-Вегас. А днем позже Джим Вальвано из Северной Каролины. Я с радостью их принимал.
Полагаю, это немного одурманило меня. Я прошел путь от неуклюжего ребенка, который, как считали все вокруг, вообще не умеет играть до настоящей знаменитости. Все и каждый в Сан-Антонио говорили обо мне.
Впрочем, тренер Мадура не собирался позволять мне задирать нос. Как-то раз на тренировке он дал нам двухминутную передышку на водопой, и я вышел из спортзала, сходил в ванную и неспешно вернулся обратно на площадку. Меня не было минут пять от силы, но к тому времени, как я вернулся, команда уже была на корте, выполняя упражнения.
Тренер Мадура устроил мне взбучку. «Быть может, весь остальной мир и считает тебя какой-то там суперзвездой, но мы тут с примадоннами не возимся», – сказал он.
Я был разгорячен. Конечно, я злился, но по большей части мне было стыдно. Я ничего не ответил, но когда мы снова начали играть, я начал заколачивать данки. Один за другим. После тренировки тренер Мадура рассмеялся и сказал: «Наверное, мне стоит почаще на тебя орать».
На третий год в школе мы с командой пробились в финал чемпионата штата. К игре против команды «Либерти Хилл» мы подошли без единого поражения. Они вообще не умели играть в посте. Это была команда из тощих белых чуваков, игравших во flex-нападение. Они бросали трешки отовсюду. В первой четверти я набрал три фола. Вскоре после этого схватил и четвертый, и всю третью четверть вынужден был просидеть на скамейке. Это очень раздражало. В какие-то моменты я действительно фолил на этих мелких чуваках, но порой они ныряли на пол, как только я оказывался от них на расстоянии в полметра. Рефери не понимали, что делать с парнем моей комплекции, поэтому их решение было таким:
Когда твой лучший игрок вынужденно отсиживается на скамейке из-за четырех фолов, а твоя команда набирает в каждой атаке по два очка – в то время, как соперники набирают по три, – спустя время становится ясно, что у вас большие проблемы.
И все же у нас оставался шанс выиграть матч на последних минутах. Я вышел бросать штрафной, и если бы я реализовал оба броска, а потом мы успешно бы отзащищались, у нас как раз осталось бы время, чтобы попытаться вытащить игру.
Но я смазал оба броска.
Вот тогда это и началось – вся эта история со штрафными. Возможно, это было своего рода проклятие. Я, правда, не знаю, но с тех самых пор у меня были проблемы со штрафными бросками.
У каждого есть собственная теория о том, почему я не умею бросать штрафные: кто-то говорит, что у меня слишком большие кисти рук, кто-то, что дело в голове, что я слишком много раз меняю технику исполнения, что я недостаточно разгибаю руку, что мне нужно произносить молитву перед каждым броском, что мне нужно съедать перед матчем ровно три бутерброда с арахисовым маслом и обязательно без корочек на хлебе. Безумные теории.
У моей мамы были свои идеи на тему того, что я не умею бросать с линии. Когда мы жили в Германии, я частенько валял дурака, и как-то раз залез на дерево и упал с него, сломав себе запястья. Кажется, мне тогда наложили пару гипсов, но я не уверен. Они как будто зажили сами по себе, вот только с тех пор я не могу сгибать кисти рук назад, вообще. Как бы то ни было, мама считает, что корни моих проблем со штрафными бросками именно в этом.