Через пару часов мы вчетвером сидим за столом и ужинаем. Я избегаю встречаться с Адамом глазами, но весь вечер он ведет себя как ни в чем не бывало. Подливает всем вина — сначала нам с Нелл, а потом им с Уиллом, как обычно. Идеальный кавалер. Припоминает Уиллу историю со сломанным креплением, подшучивает надо мной — я, мол, влюбилась в своего инструктора — и тому подобное. Обычный ужин в обычный вечер обычных лыжных каникул — ничего не случилось, никого не насиловали.
Я сама этого хотела? Я внушила ему мысль, что хочу этого?
Это одно и то же?
В этот момент я понимаю, что совершенно точно не могу рассказать все Уиллу. Он мне не поверит. Сейчас даже я сама не верю себе.
— Правда ведь, Луиза? — спрашивает Адам, возвращая меня к общей беседе. — Мы отлично пообедали в «Таверне», да? Жаль, что Уилл все пропустил, потому что по собственной глупости сломал крепление, а Нелл оказалась слишком медленной, чтобы поспеть за мной.
Нелл фыркает.
— Я СОВСЕМ не медленная! Просто мне хотелось остаться на той стороне долины и не возвращаться сюда — во второй половине дня там солнце, и те трассы нравятся мне больше, чем эти.
Я бросаю взгляд на Адама — лишь на мгновение, потому что мне слишком больно. Совершенно очевидно, что он насмехается надо мной. По крайней мере, я так чувствую. Может, он решил, что мы теперь храним общий секрет про то, что случилось между нами, пока Уилла не было? Или же он смотрит на меня просто так, без всякого подтекста? Такое впечатление, что я больше ничего не понимаю.
— Да. Обед был хороший, большое спасибо, — автоматически произношу я. И только тут вспоминаю, что он оплатил счет — наверняка выложил кучу денег с учетом дорогущего вина и остальных напитков. Может, дело в этом? Он решил, что я у него в долгу? Что я не стала бы соглашаться, если б не хотела его? Вдруг, раздели мы счет, ничего этого не случилось бы? Я напомнила бы ему о своем статусе — девушка его брата. Мы просто обедаем вместе. И ничего друг другу не должны.
Глупо, глупо, глупо…
— И чем вы занимались остаток дня? — спрашивает Нелл, насаживая на вилку кусочек пересушенной курицы.
— В основном сидели в ресторане, — продолжает Адам. — Луиза рассказывала мне про свою жизнь. Потом вернулись сюда. Я пошел в сауну: Луиза собиралась ко мне присоединиться, но, видимо, передумала. Курица просто ужасная, да? — добавляет он, поднимая кусок на вилке и морщась при взгляде на него.
Как он может держаться настолько беззаботно?
— Я приняла душ, — произношу я чуть дрогнувшим голосом, глядя на Адама, но он по-прежнему занят своей курицей: ковыряется в ней вилкой и ножом. Я вложила в эти слова особое значение: «Ты разве не понимаешь, что я принимала душ из-за того, что ты со мной сотворил?» — но он даже не замечает. Или замечает? Может, он просто хороший актер?
Адам кладет кусок курицы в рот и с усилием прожевывает, корча гримасу.
— Брр, — говорит он, наконец ее проглотив, — думаю, завтра надо поужинать где-нибудь в другом месте; еда тут отвратительная. Кстати, насчет завтра: кто с кем катается? Я правильно спросил? Вечно я путаюсь…
— Ну, я буду кататься с Луизой, — отвечает Уилл, — поскольку сегодня не получилось. — Он разворачивается ко мне. — Конечно, если ты захочешь. Прости, что сегодня так вышло… Я очень хотел покататься с тобой, но полдня провозился со сломанной лыжей.
Сейчас мне хочется только одного: свернуться клубком под одеялом, натянув его на голову, но я не могу этого сделать, не объяснив Уиллу, в чем причина, или не предложив ему полежать со мной, о чем мне страшно даже подумать. И уж точно я не хочу рисковать остаться наедине с Адамом. Пожалуй, больше всего мне сейчас хочется стать кем-то другим, не собой.
Адам кривится:
— Погода завтра будет так себе. Ты уверена, что станешь кататься, Луиза?
«Не уверена», — думаю я, но стоит мне открыть рот, как Уилл меня перебивает:
— Давайте завтра и решим. Может, проведем утро порознь, потом встретимся за ланчем и тогда уже подумаем, чем заняться?
— Неплохой план, — соглашается Адам. — К тому времени я буду умирать с голоду — этот ужин был просто несъедобный.
* * *
Кое-как затолкав в себя десерт, я говорю, что устала и пойду спать.
Уилл собирается подняться со мной, и меня охватывает тревога — мне необходимо побыть в одиночестве. Но он, похоже, решает, что мои заверения — «нет-нет, всё в порядке, оставайся» — неискренние, и следует за мной по ступенькам в нашу комнату.
Я ложусь на постель, и Уилл устраивается рядом, пряча голову у меня на груди и положив руку поперек моей талии.
Мне приходится приложить усилие, чтобы не вздрогнуть. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались. Но не могу сказать ему почему. Это я уже поняла.
— С тобой точно все хорошо? — спрашивает Уилл, не шевелясь. — Ты весь вечер какая-то тихая… — Он делает паузу. — Не обязательно идти завтра кататься на лыжах, если ты не хочешь.
Поднимает голову и заглядывает мне в лицо.