— Дело в этом? Или ты сердишься, что я не пришел на ланч? Честно, я не виноват. Мне правда хотелось покататься с тобой вечером.
Заставляю себя улыбнуться.
— Нет. Не глупи. Ты ничего не сделал. Я просто устала, вот и всё. Но, конечно, мы можем покататься завтра утром. Мне хочется показать тебе, чему я научилась.
Он целует меня в кончик носа и снова опускает голову мне на грудь.
— Можно тебя спросить? — говорю я, сама не решив окончательно, как сформулировать вопрос.
Уилл перекладывает ладонь мне на ногу и начинает ласкать бедро с внутренней стороны. В обычной ситуации я сразу его захотела бы, но сейчас у меня возникает ощущение, будто на меня покушаются. Завозившись, я делаю вид, что поправляю джинсы — как будто у меня там что-то зачесалось.
— Спрашивай что хочешь, драгоценная моя, — отвечает Уилл.
— Почему Адам все время на тебя нападает?
Он поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза. Брови его нахмурены.
— Странный вопрос. Почему тебе интересно?
— Сама не знаю. У меня же нет ни братьев, ни сестер — вообще никого, кроме мамы. Я совсем не разбираюсь в подобных отношениях.
Уилл немного отодвигается и ложится на живот, чтобы удобнее было на меня смотреть.
— Я и сам не могу сказать. Адам всегда таким был. Конечно, он старше и вроде как главнее — по крайней мере, был в детстве… Я никогда ему этого не говорил — да и мама ни за что не признается, — но она всегда считала меня своим любимчиком. Я долго болел, вот она и привыкла чересчур меня опекать. Наверное, Адам ревновал.
— Ты болел?
— Ага. Пару лет мотался по больницам — ничего особенного, потом перерос, так что сейчас здоров и счастлив.
— Но тогда это, наверное, было серьезно…
— Наверное; я уже мало что помню. Но, думаю, именно поэтому я — мамин любимчик, и тут есть свои преимущества, потому что мне все всегда сходит с рук — по крайней мере, дома.
Я улыбаюсь и глажу его по щеке.
— Да и как можно тебя не любить!
Он тоже отвечает мне улыбкой:
— Как мило! — На мгновение задумывается. — Однако это любопытный вопрос. Дело в том, что Адам, конечно, порой ведет себя как свинья, и в основном, когда мы вместе, пытается меня принизить, но он все равно мой брат — нравится мне это или нет. Всегда был и всегда будет. Между нами особая связь. Это, наверное, сложно понять, когда у тебя нет братьев или сестер. Хотя порой я его ненавижу… понимаешь, в глубине души, я знаю… ну, что это не по-настоящему.
У меня на глаза наворачиваются слезы. Уилл никогда мне не поверит. Я не могу рассказать ему, что произошло. Что натворил Адам.
Слезинка сбегает у меня по щеке, и Уилл смахивает ее.
— Ой! Какая ты милая! Растрогалась из-за меня…
Он тянется ко мне и целует в губы. Я подавляю подступающую панику, и через пару секунд мне удается немного расслабиться. В конце концов, между нами ничего не изменилось. Я этого не допущу. Не позволю, чтобы Адам все разрушил.
Внезапно Уилл отстраняется.
— Ты пахнешь по-другому, — говорит он.
Паника возвращается.
— Ч-что? — запинаюсь я. — Да нет, ничего подобного, наверное…
— Ты пользовалась моим мылом! — восклицает он. — Вот в чем дело! Ты пахнешь, как я. Это странно…
— Ты же не против? Тебя не было. А запах напомнил мне о тебе.
Уилл снова целует меня.
— Ну конечно!
Пауза.
— Я люблю тебя, Луиза.
Я возвращаю ему поцелуй.
— Я тоже тебя люблю.
* * *
Адам был прав насчет погоды. Утром, выглянув в окно, я ничего не могу разглядеть — такой густой вокруг туман.
— Вот гадство, — говорит Уилл, раздвигая занавески. — Думаю, ты не захочешь кататься в таких условиях, ведь да?
Я все еще лежу в кровати; он смотрит на меня и снова забирается под одеяло, подвигаясь ближе и притягивая меня к себе. Я не могу отталкивать его вечно, но сейчас даже думать о чем-то подобном выше моих сил.
Я смачно целую его в губы и выскакиваю из постели, чуть ли не крича:
— О нет, я как раз хочу! У меня вчера так здорово получалось, надо поскорее тебе показать!
Даже катание на лыжах в жуткую погоду привлекает меня сейчас больше, чем секс. А вдруг так будет теперь всегда? Пока мне не верится, что это может измениться. Неужели Адам и этого меня лишил?
Уилл хохочет.
— Вау, ты и правда полна сюрпризов! — Он откидывает одеяло, встает и потягивается. — Тогда давай собираться.
* * *
Я начинаю жалеть о своем решении, как только мы выходим из шале. Видимость не больше двух метров, снова начинается снег, свищет ветер.
— Если повезет, мы минуем плохую погоду, и на вершине будет лучше, — жизнерадостно говорит Уилл, когда мы опускаем себе на колени барьер в кресле подъемника. Я слабо улыбаюсь.
Конечно, он ошибся. На вершине все то же самое, только ветер еще сильней. Но это не проблема, говорю я себе. Я справлюсь. Теперь я умею кататься. У меня получится.
— Ты точно уверена? — спрашивает Уилл. — Если нет, можем спуститься вниз на канатке. Она вон там. Честно, я не буду против. Сегодня всё ради тебя.
Мои глаза застилают слезы. Он такой хороший! Если Уилл узнает, что произошло, он, возможно, никогда меня не простит. Или не простит брата. Или нас обоих. Или подумает, что я все сочинила. Я не могу так рисковать.