Этот «вопль души», разумеется, не остановил репортеров, они продолжали преследовать певца — в театре, за кулисами, на улице, на банкетах и приемах. Но, по крайней мере, Шаляпин еще раз предостерег читателей: не доверяйте всему тому, что пишут обо мне. Место артиста — театр, и лучше всего поведать публике о себе он может со сценических подмостков.
Между тем созданный журналистской братией «образ Шаляпина» начал жить в общественной молве самостоятельной, независимой от реального Шаляпина жизнью — им восхищались, возмущались, его возвышали и ниспровергали. Поклонники и противники артиста вступают в поединки между собой, и Шаляпин становился лишь поводом к выяснению их собственных отношений. Бывшим друзьям певца доставалось от его новых приверженцев. Некто Гри-Гри (Г. П. Альтерсон) сардонически «изничтожал» своего конкурента «короля фельетона» Власа Дорошевича:
31 декабря 1913 года вслед за амнистией, объявленной к трехсотлетию дома Романовых, в Россию вернулся Горький. Он обосновался под Выборгом, в поселке Мустамяки, в Петербург выезжал редко, как-то был с Шаляпиным в цирке на борцовских состязаниях, слушал его в Мариинском театре в «Дон Кихоте». Последнюю неделю апреля 1914 года друзья вместе отдыхали в Мустамяках: гуляли, катались верхом, играли в городки, пели русские песни.
После давних концертов для киевских и харьковских рабочих Шаляпин думал о новых встречах с «простым зрителем»: в 1910 году журнал «Театр и искусство» сообщал о намерении певца дать в Петербурге бесплатный спектакль «Бориса Годунова», но осуществить это удалось только в 1915 году, 19 апреля. По окончании спектакля депутация зрителей со сцены Народного дома горячо благодарила Шаляпина.
— Я сам вышел из народа, — сказал артист в ответ на приветствия, — и счастлив, что моя давнишняя мечта — выступить перед народом — осуществилась.
Горький писал большевику С. В. Малышеву в сибирскую ссылку: «Народу собралось до четырех тысяч человек, пел „Бориса Годунова“: Шаляпину был триумф и в театре, и на улице. Но не думайте, что ему не напомнили о том, о чем следовало напомнить. Восемь заводов написали ему очень хорошее письмо, такое хорошее, что он, читая, плакал, а в письме было сказано, что ему, Федору, никогда ни пред кем на коленки вставать не подобает…»
Действительно, без политических попреков не обошлось. В «хорошем письме», о котором упоминает Горький, говорилось: «Демократическая Россия по праву считала вас своим сыном и получала от вас доказательства вашей верности духу, стремлениям, порывам и светлым идеалам. Но „не до конца друзья ее пошли на пламенный призыв пророческого слова“. В день, который так же резко запечатлелся в нашей памяти, как и первый день вашей славы, вы ясно и недвусмысленно ренегировали из рядов демократии и ушли к тем, кто за деньги покупает ваш великий талант, к далеким от нас по духу людям. Больше даже вами, силою вашего таланта, были освящены люди, клавшие узду на свободную мысль демократии. Мы не перестаем ценить ваш талант, вами созданные художественные образы; их нельзя забыть, они будут жить в нашем сознании, но все это будет, наряду с мыслью о том, что пыль, оставшаяся на ваших коленях, загрязнила для нас ваше имя».
Часть пятая
ПОРА ВЫБОРА
Русская земля так богата загубленными, погибшими талантами. Как она плодотворна, сколько прекрасных всходов могла бы дать ее почва!!! Но вечно ступает по ней чей-нибудь тяжелый сапог, втискивая в снег, затаптывая все живое: то татаро-монголы, то удельный князь, то турок, а теперь… полицейский.
Глава 1
ТЕАТР НА РАСПУТЬЕ