Шаманы гаражных массивов (СИ)

   Достаю с полки крепления, высыпаю в ладонь сыну болты с шайбами.

   Наконец находится отвертка, и мы прикручиваем, куда нужно, крепления,

   выверяем угол и спорим:

   -- Кажется, было по двадцать.

   -- Ты упал, пап? По двадцать я буду похож на краба из "Губки Боба".

   Было по пятнадцать.

   -- Да, ты прав... двадцать -- это режим в стиральной машине. Переднее у тебя было пятнадцать. А заднее чуть поменьше.

   -- Заднее, наверное, десять.

   -- Ставим десять, и я возьму с собой отвертку, чтобы можно было переставить. Договорились?

   -- Только не как в прошлый раз. Помнишь, когда ты ее потерял, кто-то

   потом приделал ее вместо носа у снеговика.

   Мы переглянулись и засмеялись.

   -- Не потеряем, -- пообещал я. -- На этот раз я положу ее в рюкзак.

   Выгоняю машину, бросаем на заднее сиденье сноуборд с прикрученны-

   ми креплениями и термос с чаем. Дениска садится рядом со мной, шлем

   он держит на коленях, так бережно, словно юный палеонтолог -- голову

   доисторического человека из музея.

   Погода сегодня такая, какая нужно. Всю неделю шел снег, а в субботу

   взял себе отпуск, и под убийственно-яркое солнце выползли, словно

   большие насекомые, оранжевые машины коммунальных служб с оранже-

   выми человечками в брюхе. Мы стоим на перекрестке и ждем, пока про-

   едет вереница грузовиков со снегом.

   -- Повезли на дачи олигархам.

   -- Каким олигархам?

   -- С большими холодильниками.

   Мы провожаем глазами последний грузовик. Кажется, он везет целый

   Эверест. Снег вчерашний -- чистый и не тронутый городскими выхлопа-

   ми. Как сахарная вата.

   -- Смотри, сколько счастья! А летом олигарховы дети открывают дверь

   холодильника и идут гулять по снегу. Может, им завозят туда снегирей и

   пингвинов, лыжную базу и сосны. Сам бы с удовольствием купил, да ведь

   всю комнату займет. И придется срезать там батареи...

   Я смотрю на сына поверх темных очков, и он улыбается в ответ:

   -- Папа, ты опять говоришь ерунду.

   Я рад, что мне удалось немного отвлечь его от воспоминаний. Следы

   несчастного случая в конце прошлой зимы еще не сгладились до конца.

   Правую руку он теперь не выпрямляет до конца, всегда держит чуть со-

   гнутой в локте. Может, положив кисть на колени или просто держа ее пе-

   ред собой, подолгу наблюдать за движениями мизинца. Вправо-влево,

   влево-вправо... Именно мизинец "подал в отставку" после последней опе-

   рации на локтевом суставе и "вернулся на пост" только сравнительно не-

   давно -- три месяца назад, когда все остальные кости давно уже срос-

   лись, а мышцы функционировали.

   На Дениске красная с синим курточка, штаны с застежками и ремешка-

   ми. Я вспомнил, с каким удовольствием он влезал в них сегодня. Возмож-

   но, решение не бросать сноуборд связано с желанием носить эти штаны,

   с отделением под перчатки, магнитную карточку и маску, с множеством

   различных утяжек и смешно звенящим карабином для ключей. За такие

   штаны можно продать душу.

   Вот, наконец, склон. Не чета серьезным "горнолыжкам" -- всего один

   подъемник, никаких тебе снежных пушек и специализированной техники.

   Детская горка. Здесь ровно, там ухабы, справа отрабатывают прыжки с

   трамплинов, слева крикливая шантрапа катается на досках по перилам.

   Это называется -- джиббинг, и я искренне надеюсь, что мой сын до этого

   ужаса никогда не дорастет. Зато на самый верх можно было заехать по

   объездной дороге прямо на машине, что мы и сделали. Подъемник еще не

   включили, но народу уже много.

   -- Ну вот, мы и здесь, -- сказал я.

   Денис не ответил. Я видел только его затылок в блестящем шлеме

   и выглядывающей из-под него невзрачной серой шапке, и мог только до-

   гадываться, с ужасом он смотрит на спуск или с восторгом.

   Он молчал. Я молчал. Строил из неуклюжих слов, будто из конструкто-

   ра "Лего", следующую фразу. Когда я уже собрался ее произнести, Денис

   уселся на снег и стал надевать доску.

   -- Ты не наигрался в свои игрушки в детстве, и теперь пытаешься это

   компенсировать опытом Дениса, -- сказала однажды Наташа.

   Строить умозаключения на основе моих отношений с сыном и женщи-

   нами -- ее хобби. Ей, видимо, собственные изречения кажутся довольно

   остроумными. Больше всего я, пожалуй, боюсь найти их в очередной На-

   ташиной книге. Очень неприятно, когда тебя раскладывают на столе и

   препарируют ножом попсовой психологии для домохозяек. Я имею в виду,

   она, конечно же, не будет указывать фамилий, но я-то буду знать, что мы

   с Денисом стали героями целой главы. На целый том нас не хватит, но на

   главу -- запросто.

   Скрипом ластика по тетрадке моих мрачных мыслей звучит свист. Самый

   натуральный разбойничий свист, который я когда-либо слышал. Я не могу

   найти ему равных уже пятнадцать лет -- столько я знаком с его хозяином.

   -- Эй, Семеныч! Как там твоя печень? -- жизнерадостно спрашивает

   меня крупный мужчина.

   Мы жмем друг другу руки, я смотрю в постаревшее еще на полгода

   красное лицо.

   -- Тебя интересует та часть, что досталась собакам, или та, что еще во мне?

   -- Я же серьезно спрашиваю, -- тускнеет Петр. Все изменения цвета

   его лица ограничены красным градиентом.

   -- Ладно-ладно, извини. А как твоя? -- миролюбиво интересуюсь я.

   -- Спасибо, ничего, -- отвечает он.

   Петр работает на местной лыжной базе инструктором. Мы познакоми-