Читаем Шаманы гаражных массивов (СИ) полностью

   лись, когда он только устроился сюда работать, а я, закупив горные лыжи



   и рассовав по карманам энтузиазм, пришел учиться. Если подумать, это



   один самых старых моих знакомых, уникальный случай, отношения с ко-



   торым практически не изменились за прошедшие годы. Он как был прия-



   телем, с которым пересекаемся только на склоне, а в остальное время



   почти не поддерживаем связь, так им и остался.



   Впрочем, нет. У нас завязывалась дружба, основанная на взаимных



   подколках и полушутливых перепалках -- очень редкая ее разновидность,



   которая иногда оказывается крепче любой другой. Петя отлично катался,



   обладал чувством юмора и природой отвязного раздолбая, обеспечивав-



   шей нам веселые вечера на лыжной базе в компании его и моих друзей.



   Все мы быстро сдружились: две компании, объединенные темнотой в глу-



   хом лесном массиве и общим занятием -- катанием на лыжах и санках.



   А потом я заболел, и мне пришлось уйти. Молодая кровь била тогда фон-



   таном, да и алкоголь на столе имелся всегда. Но к моему циррозу он не



   имеет никакого отношения. Это хроническое. Наш с Наташей дед умер



   именно от поражения печени, и я, видно, был на очереди. Хворь распознали



   на ранней стадии, и почти четыре года я не выбирался из больниц. Печень



   стачивалась, как карандаш, и, в конце концов, от нее остался огрызок.



   Конечно, лыжи пришлось забросить. Компании тоже. Тогда я был в та-



   ком настроении, что стоило мне где-нибудь появиться, как это место сра-



   зу же становилось непригодным для жизни. Уверен, оттуда бежали даже



   тараканы.



   Так вот я и прекратил общаться -- вообще со всеми. И с зимними вида-



   ми спорта в том числе. Скоро мы ненадолго сошлись с моей женой, с ко-



   торой я познакомился в больнице, в терапевтическом отделении. На дво-



   их у нас была одна печень, и если ее можно было сложить и разделить



   вновь, то ребенок, который у нас получился, целиком достался мне. Мари-



   на занималась бегом, и бегом она проследовала через мою жизнь -- то



   спасаясь от одиночества, а то -- от моего скверного характера. Точно так



   же легко она оставила Дениса.



   Странно, но жертвой стремления женщины к независимости и свободе



   часто становятся самые глубинные инстинкты, вроде материнского чув-



   ства. Поди, разберись теперь, чей удел править миром, а чей -- растить



   детей.



   Как бы то ни было, Денис стал той панацеей, волшебной пилюлей, кото-



   рая призвана была вернуть меня к жизни. И ему это удалось.



   И вот сейчас Петр стоял передо мной, краснолицый, широкогрудый, с



   мощными ляжками и одышкой. В неизменных лыжных ботинках -- собствен-



   но, без них я его видел всего несколько раз, когда он приходил навестить



   меня в больнице. Он обзавелся усиками и оранжевой формой инструктора.



   В наше с ним время уделом тренера был обычный лыжный костюм.



   Петя поглядывает на Дениску, осторожно вставшего на ноги и медлен-



   но съезжающего на заднем канте вниз по склону, и спрашивает:



   -- Как малец? Оправился?



   Я качаю головой. Я сам еще точно не знаю. Рука срослась, но рука --



   только полдела.



   В свое время он был очень рад меня видеть здесь вместе с сыном,



   и даже взялся его тренировать, хотя доска -- не его стихия.



   -- Какая разница, -- сказал он тогда, -- одна доска или две? -- И тут же



   спросил: -- А почему вдруг борд? Лыжи... благороднее, что ли.



   -- Сейчас это модно, -- без запинки ответил я. -- У всех есть доска.



   Вон, смотри, сколько их катается!



   Он понял. Не стал формулировать такими изящными фразами, как се-



   стра, но обнял меня за плечи и сказал:



   -- Я его поучу. Через пару лет все эти сопляки будут ломать себе кости,



   чтобы сделать так же красиво, как твой малец.



   -- Не надо ломать кости. Пусть просто ходят к нему за советом.



   Когда Денис разбился, влетев в опору подъемника, именно Петр под-



   нял его на руках наверх. Я лишь суетился вокруг и дрожащим голосом



   пытался объяснить диспетчеру "скорой", на какую конкретно лыжную ба-



   зу им нужно ехать.



   Разговариваем ни о чем. Прибежал Дениска, держа под мышкой доску:



   -- Здравствуйте, дядь Петя!



   -- Привет-привет! Ты что же, ездить разучился? Ползаешь, как будто



   тебя отвязать забыли.



   -- Я привыкаю, -- потупился Денис.



   -- Петя, -- говорю я. -- Он только после травмы. Ему привыкнуть надо!



   Петя морщится, взмахом руки отсылает Дениса и бурчит:



   -- Ладно уж!



   Это походило на сход лавины, настолько было внезапно. Год назад я



   купил Дениске доску и помогал ему осваивать первые движения, подгля-



   дывая за другими начинающими, бегая по склону туда и сюда и спрашивая



   у всех подряд совета. А к концу сезона он гонял уже так, что даже в моих



   венах замирала кровь. И от страха, и от восторга. Он начинал спуск, а я,



   сложив ладони у рта рупором, кричал:



   -- Побереги-ись! Мой сын едет!



   Дениска приезжал обратно на подъемнике, взмокший и совершенно



   счастливый, и набрасывался на меня с кулачками:



   -- Ты не мог бы ничего не кричать? Мне стыдно перед вон теми дядень-



   ками. Они катаются хуже меня, но им никто ничего не кричит.



   -- Так я поэтому и кричу. Ты ведь как маленькая красная молния в чер-



   ном шлеме.



   -- Это глупо, -- сурово отвечал Денис. -- Я объеду кого угодно. Не нуж-



   но ничего кричать.



   Но я тоже был совершенно счастлив. И естественно, кричал в следую-



Перейти на страницу:

Похожие книги