Костя знал, что будет плохо, но не знал, что так сильно и так скоро. Первым по маршруту прогнали Енота — чтобы оценить, правильно ли рассчитаны расстояние и нагрузка, может ли его в принципе преодолеть человек средних физических способностей, много ли зависит от воли? И Костя ничтоже сумняшеся думал — если Антоха смог, то уж он, отставной сержант, и подавно… Вот теперь, как говаривали его овцы, їжте очі хоч повилазьте — бачили, що купували, грошам не пропадать.
Енот до финиша едва дополз. Городской, конечно, необученный. Но он же и не пер на себе столько веса. Столько лишнего веса. У него всего-то и было каких-то два ящика по 4 кэге штука. И никакого брюха. И никакой лишней воды внутри, Боже, я уже понял, что мы из нее на 90 % состоим, я уже поверил, хватит…
А ведь в армии приходилось хуже. Там ящики тянули на 8 кг каждый. Да рюкзак. Да оружие. И не дай Бог инструктор заметит, что хоть песчинка попала, куда не надо, или на привале автомат оказался от тебя дальше, чем можно достать рукой. И впереди не было контрольного пункта, где дают водичку и галету — то есть, он был, но в десяти километрах, а не в трех, и ты о нем ничего не знал, так и пер по ставропольской степи — глаза рогом…
Годы. И пузо. И люди вокруг. Тогда ты мог тюпать себе, как носорог — ну, посматривать по сторонам, но так, близоруко. Ну, помочь кому — от этого просто здорово становилось, наливался весь, как воздушный шарик. А теперь еще смотри, оценивай, вспоминай. Тебе с ними работать, тебе с ними воевать. А ты стекаешь сам по себе как снеговик в апреле, а в голове суп из черепахи — густой и зеленый.
— Условия приближенные к боевым, — сказал Батя. — Лучше и желать нельзя.
Тут он был прав. И Алекто была права. Где умный человек прячет камешек — в геологической коллекции. Государство поощряет стратегические и полигонные игры, государство холит и лелеет стрелковые, спортивные и боевые клубы, государство дает огромные налоговые скидки резервистам… Это очень неприятно, что государство до такой степени не боится — но сейчас это на руку. Летом на Херсонщине они со своими кандидатами — капля в ведре. Набираем команду для подготовки к «Грозе» — большим играм резерва следующего года. В этом не успеваем, а вот… Этим надо было заняться раньше. Раньше. Алекто опять права — что-то непонятное, невнятное делается в армии Союза и надо бы как-то искать концы… Можно через поставки — а можно и через резерв. И вообще это ресурс…
Где-то там, в небесах висели песочные, нет, пылевые часы, пыль с размеренным шорохом пересыпалась вниз.
Покопавшись в армейских делах, Крошка-Енот выдал гипотезу — что, возможно, Россия действительно может пойти в отрыв от Аахена. Армию под это дело заранее отмобилизовать нельзя, все увидят, а вот подготовить резервистов — можно. Но тогда… тогда для отрыва нужен козырь. Такой, чтобы мог прихлопнуть объединенную армию ССН. Ладно. То, что Россия сохраняет санвойска в тех же масштабах, что и поколение назад — к этому уже привыкли, этого не замечают. Коваленко — параноик, это все знают, это проскакивает мимо глаз и ушей, а с таким безалаберным соседом, как Сибирь, его даже и понять отчасти можно. Что в России не приживаются почему-то спутниковые системы управления — тоже привыкли. Но где же искать этот козырь? Где, кто кует те щит и меч, которые позволят России уйти в отрыв? И как бы их перехватить?
Мимо протопал еще один человек в запыленной до серого форме. Озверевшая физиономия, ярко-красные ящики… Человек шагал дикой степью, бездорожьем, точно на юго-запад. Следом за ним вырулил запыленный потрепанный джип.
— А не хотицца ль прокатицца? — крикнул Батя, притормаживая и открывая дверь.
Человек молча оскалился и ускорил шаг.
— Ты осторожней, — крикнул вслед Батя. — Под ноги смотри. Тут сусликов полно. Норы!
Кандидат даже не обернулся.
— У нас из-за этих сусликов, — прокричал Батя ему вслед, — уже два вывиха и перелом!
Ноль внимания.
— Молодец, — тихо одобрил Батя.
Запрет на разговоры придумал Антон — когда мыслительный резерв Кости был исчерпан в поисках такого испытания воли, которое не оборачивалось бы дополнительными физическими трудностями и не вредило здоровью. С чьей-то мудрой подачи (мозговой штурм называется) ввели еще и провокации на контрольных пунктах и разъездных машинах «скорой». И вышло прекрасно. То есть, омерзительно. Проверка на дыхание. Чтобы человек психически не сломался от всего этого — неизвестности, однообразия, когда только сапогами бух-бух-бух, и вокруг одно и то же, от этого облома ближе к концу, от искушений всяких дешевых. Люди ведь на том и идут вразнос: они ждут, ждут, ждут в напряжении — а ничего не происходит. Или происходит — но не так, как они думали. Срывы, метания… что в подполье, что в церкви, устал человек ждать, высунул башку над поверхностью, а ее тут же и откусили.
Их догнала очередная группа. Батя вынул из походного холодильника пэт с пивом, смачно хрустнул крышкой, пригубил, облизнулся. От бутылки шел холодный парок.
— Желающие есть? — коварно прищурившись, Батя протянул пэт в сторону группы.