Шатер отверженных

– Ты идешь, Крис? – бросила Ронда через плечо.

Кристина стиснула кулаки. Нет! Никуда она не пойдет! Пусть даже Ронда сумела загипнотизировать всех остальных в «Колизионе», с ней этот номер не пройдет! Ее она не заставит!

И тут Кристина с ужасом почувствовала, что ее ноги словно начали жить самостоятельной жизнью – вот они сделали один шаг, и еще один, и еще.

«Нет!» – воскликнула про себя Кристина, изо всех сил стараясь сопротивляться чужой воле. Знать бы еще, как это делать… Она – потомок колдуньи, черт побери! И не простой! Она – потомок колдуньи, которая когда-то стала причиной катастрофы, открывшей фамильярам дверь в этот мир. Да, вряд ли это можно записать ей в плюс, но тот факт, что ее много-раз-прапрабабушка-колдунья вообще сумела вызвать такое масштабное событие, говорит о ее силе. А это значит, что те крохи сил, которые дошли до Кристины через поколения, должны быть мощнее, чем у других, не так ли? Наконец, она – директор «Колизиона», открывшего ей этой ночью все свои тайны! И у нее есть амулет-основатель! Неужели всего этого не хватит, чтобы противостоять Ронде?

Кристина сунула руку в карман, нащупала круглый медальон, крепко стиснула его и вызвала в памяти образ колдуньи, который являлся ей в видениях. Тут же перед глазами появилось лицо, так похожее на ее собственное, и – огонь костра. След ожога на руке стремительно нагрелся. Или же это нагрелся медальон и сейчас буквально обжигал кожу. А возможно, Кристина чувствовала жар того костра. Но сейчас это было неважно, потому что вместе с болью Кристина почувствовала силу. И эта сила позволила ей вернуть контроль над собой – девушка наконец-то остановилась.

Хотя Ронда и не оглядывалась, она почуяла перемену. Замерла, обернулась. Бросила на Кристину оценивающий взгляд. Недовольно качнула головой, а потом негромко позвала:

– Джордан!

Кристина напряглась, приготовившись к встрече с директором «Обскуриона». Она посмотрит прямо в его витражные очки и скажет ему, чтобы он проваливал, «Колизион» ничего им не должен!

Однако сколько Кристина не всматривалась в толпу, ожидая, когда та расступится и пропустит Джордана, директор «Обскуриона» не появлялся. Впрочем, девушка догадывалась, что так просто все закончиться не может, и потому продолжала стискивать в руке медальон – так, словно это был ее спасательный круг, ее главная защита от чужой воли.

В центре освещенной фарами машин арены появился дымок. Сначала он змеился над землей, а потом стал подниматься все выше и выше, пока не заволок все вокруг. В этом зыбком колыхании перед Кристиной появилась призрачная фигура в круглых очках и котелке на голове и чуть склонила голову. В мозаичных кусочках его круглых очков отражались десятки маленьких Кристин.

Девушка почувствовала, как ее ноги снова зажили собственной жизнью и захотели понести ее вперед, но она всеми мыслями и всеми внутренними силами уцепилась за медальон в руке и с радостью приветствовала обжигающий жар в ладони с круглой меткой. Она не сомневалась, что именно благодаря этому по-прежнему остается на месте и сопротивляется влиянию директора «Обскуриона».

С чувством глубокого удовлетворения и облегчения Кристина наблюдала за тем, как дым, заволокший импровизированную арену, начал рассеиваться, а призрачная фигура Джордана становилась все более и более прозрачной.

«Вот так! Знай наших!» – воскликнула она про себя.

Зыбкий Джордан, уже практически растворившийся в воздухе, поднял руку и, прежде чем Кристина догадалась, что он собирается делать, и как-то защитилась от этого, снял мозаичные очки.

Мир вокруг разом исчез, а Кристина полностью потеряла контроль над своим телом. И, кажется, над сознанием тоже. Потому что следующее, что она увидела, – это незнакомый салон автобуса, а прямо перед ней стоял директор «Обскуриона». На этот раз во плоти. И в очках.

– Ну, здравствуй, – сказал Джордан. – Как долго я тебя искал!

* * *

Когда Первый фамильяр открыл глаза, он увидел склонившееся над ним заплаканное лицо девушки с пепельно-белыми волосами.

Очень хорошо знакомое ему лицо.

– Кирилл! – с облегчением всхлипнула девушка. – Ты жив!

– Да, – ответил Первый фамильяр. – Я жив. Чего я не пойму, – продолжил он, и его голос задрожал от затаенной ярости, – так это почему до сих пор жива ты?