Щит и меч

Иоганн прислонился к стене: "Ну кончено, - подумал он, - нервы сдают, нервы. - И вдруг вспомнил: он не только не обедал, но даже не успел позавтракать сегодня. А вчера? - Это уже распущенность, - осудил себя Иоганн. - Самая безобразная распущенность. - Пообещал себе мстительно: Ты сейчас, что бы там ни было, пойдешь в столовую, и съешь две отбивных, и будешь тщательно пережевывать пищу, как будто тебе некуда спешить, как будто ничего нет такого, что может помешать тебе регулярно питаться и вести здоровый гигиенический образ жизни". Он уговаривал себя и все же довольно долго не мог сдвинуться с места.

Наконец, предолевая слабость, Иоганн оторвался от стены и медленно пошел по длинному коридору. И тут из комнаты Дитриха донесся звук выстрела. Иоганн повернул назад, кинулся к двери, распахнул ее.

Дитрих, застегивая кобуру, обернулся к Вайсу и неохотно сообщил сквозь зубы:

- Этот тип пытался напасть на меня.

Стараясь не глядеть на безжизненное тело пана Душкевича, брезгливо отворачиваясь от этого зрелища, Дитрих сочувственным тоном осведомился:

- Вы, наверное, в отчаянии? Увы! Единственный свидетель - и вдруг... Но что ж я мог поделать? Действовал в порядке самозащиты.

- Вы защищались от СД, - сказал Вайс. - От Вилли Шварцкопфа.

- Ну-ну, вам не следует больше пугать меня, - сказал Дитрих. - Теперь это только слова. У вас нет никаких доказательств.

- А если поляки все-таки нападут на Генриха Шварцкопфа?

- Теперь вы уж сами думайте, что может произойти, а меня вы в это дело больше не вмешаете. - И, потрясая папкой, Дитрих заявил торжествующе: - Душкевича я все-таки заставил признаться кое в чем. Здесь лежит его маленькая записочка... Я теперь полностью гарантирован от ваших попыток навязать мне какие-либо незаконные намерения. Вот так, дорогой Вайс. Мы с вами сыграли ноль-ноль. Кажется, так это называется?

Вернувшись в гостиницу, Иоганн не стал подниматься к себе в номер, а сразу направился в ресторан с твердым намерением основательно пообедать. И хотя есть ему не хотелось, особенно после всего, что произошло с паном Душкевичем, он, преодолевая подступавшую к горлу от запаха пищи тошноту, вынудил себя войти в зал ресторана. И сразу же натолкнулся на столик, за которым в обществе офицеров СД и гестапо сидел Генрих Шварцкопф, уже основательно накачавшийся, в расстегнутом кителе. Увидев Вайса, он с трудом поднялся и, пытаясь неверными пальцами застегнуть пуговицы на кителе, объявил:

- Господа, я вынужден покинуть вас. Он, - Генрих кивнул на Вайса, пришел за мной, чтобы... - Пошевелил согнутым указательным пальцем, будто нажимая на спусковой крючок. - Чтобы он или я... - С трудом вылез из-за стола, подошел к Вайсу, оперся на его плечо, приказал: - Веди меня ко мне, сейчас я сделаю из тебя труп. Ты хочешь стать трупом? Нет? А я не возражаю. Пожалуйста, сколько угодно!

Поднялись по лестнице. Иоганну пришлось взять у Генриха ключ и самому открыть дверь в его комнату.

Генрих тяжело плюхнулся на кушетку, закрыл глаза. Пожаловался:

- Я тону, понимаешь, тону! - Руки и лицо его были бледными и мокрыми от пота.

Вайс снял с него китель, смочил салфетку водой из графина, положил ему на сердце.

Генрих бормотал, глядя тусклыми глазами на Иоганна:

- Ты понимаешь, прежде чем казнить, их пытались заставить кричать: "Хайль Гитлер!" Простреливали мягкие части тела, чтобы кричали. А они молчали. Молчат, как животные.

- Ты что, уже вернулся из тюрьмы после казни?

- Нет, меня возили в концлагерь. - Усмехнулся. - На экскурсию. Я надрался с утра, вот они и повезли проветриться.

- Ну и как, понравилось?

- Да, - сказал Генрих. - Но почему только их? Надо и нас всех. Чтобы никого не осталось. Одна пустая вонючая земля, и на ней никого, ни одного человека. Ни одного! Человек хуже, чем вошь, хуже...

Иоганн выжал лимон в стакан с содовой водой, заставил Генриха выпить. Генрих, мотая головой, судорожно глотал воду. Потом, откинувшись на кушетке, долго лежал неподвижно. Иоганну показалось, что он заснул. Но Генрих открыл глаза, сел и сказал трезвым голосом:

- Ты пришел, отлично! - Подошел к столу, не задумываясь, поспешно написал записку, вложил в конверт, заклеил и, протягивая его Вайсу, заявил небрежно: - Я готов.

- Еренда! - сказал Вайс. - Все это глупо, как сновидение идиота.

- Значит, струсил?

- Именно! - рассердился Вайс. - Струсил.

- Ну зачем ты лжешь? - спросил Генрих. - Зачем?

- А на черта я буду говорить тебе правду?

- Но ведь когда-то ты говорил...

- Кому?

- Ну хотя бы мне.

- А ты сам способен говорить правду?

- Тебе?

- Да!

- Что ты от меня хочешь?

- Кто ты теперь, Генрих Шварцкопф? Кто?

- А ты не знаешь? Прочти письмо, кажется, мне удалось найти себе титул.

- Не стану, - сказал Вайс. - И вообще вот что я сделаю. - Разорвал конверт, бросил обрывки в пепельницу. Положил на клочки бумаги зажженную спичку и, наблюдая, как горит этот крохотный костер, сказал с облегчением: - Вот! Глупость - прах!

- Напрасно, - возразил Генрих. - Мне все равно придется оставить письмо, но, боюсь, не удастся снова написать столь пылко и убедительно.

- Да ты что?