- Простите, господин полковник, насколько я понял, из ваших суждений следует, что самый храбрый немецкий солдат одновременно и самый большой трус? И мы должны быть жестокими из страха, чтобы нас самих не повесили за недостаточную жестокость? - Не дожидаясь ответа, Вайс развалился в кресле и, ковыряя в зубах спичкой, обратился к Генриху: - Следуя программе господина Иоахима фон Зальца, ты должен прийти к выводу: необходимо принять участие в казни военнослужащих. Ведь таким способом ты подтвердишь правильность его умозаключений - бесстрашно разделаешься с приговоренными только из боязни быть обвиненным в слабодушии? - Твердо взглянув в белесые глаза полковника, Вайс сказал: - Так получается, если следовать вашей логике. - Ухмыльнулся: - Во всяком случае, меня такая логика не воодушевила бы, хотя она и выражена столь торжественными словами, что они могли бы стать гимном трусости.
- Господин обер-лейтенант, вы забываетесь! - тонким голосом почти завизжал фон Зальц.
Вайс вскочил.
- Господин полковник, по роду моей службы я обязан не забывать ни о чем, что наносит оскорбление доблестному вермахту. А вы сейчас обвинили его в трусости.
Побледнев, фон Зальц обратился к Генриху:
- Герр Шварцкопф, он извращает смысл моих слов! Не откажитесь сейчас же подтвердить это.
- Оставь, Иоганн, - сказал Генрих. - Ты же отлично понимаешь, что полковник излагал нацистские идеи, правда, в несколько обнаженном виде.
- Я считаю, - Вайс непримиримо стоял на своем, - что герр полковник позволил себе лишнее.
Вмешалась Ангелика:
- Послушайте, Иоганн, не надо быть таким подозрительным. - Протянула руку: - Ведь мы с вами старые друзья?
- Ради вас, фрейлейн, - галантно сказал Вайс, - я готов признать, что погорячился.
- Вот видите, какой вы милый! - Ангелика вопросительно взглянула на полковника, напомнила: - Вы, кажется, хотели отдохнуть?
Когда дверь за Ангеликой и фон Зальцем закрылась, Генрих спросил живо:
- Ты нарочно все это выкинул?
- Возможно, - неопределенно ответил Вайс и спросил в свою очередь: Тебя действительно затошнило от его откровений, или это мне только показалось?
- Нет, не показалось. Он спорил со мной. Я сказал, что решительно отказываюсь присутствовать при казни.
- Что же ты встретил меня так неприветливо? Ты должен благодарить меня за дружескую услугу: ведь я помог им убраться отсюда.
Генрих сказал задумчиво:
- Но не он один так мыслит.
После паузы Вайс сказал:
- Как ты думаешь, если для исполнения приговора вызвать палачей-добровольцев из лагеря военнопленных, любой русский охотно согласился бы?
- Безусловно.
- А если найдутся такие, которые откажутся?
- Почему? Казнить немца - это было бы для них чрезвычайно приятно.
- А вдруг, вместо того чтобы казнить приговоренных немцев, они попытались бы их спасти?
- Это невероятно!
- Но ведь отказались же четверо немцев участвовать в казни русских военнопленных!
- Мне бы очень хотелось знать, что ими руководило.
- А если бы ты узнал?
- Ну что ж... - печально произнес Генрих. - Очевидно, их слова в чем-то убедили бы и меня.
- И тогда?
- Тогда я, возможно, поверил бы, что в Германии есть и другие немцы.
- И ты бы то же стал другим немцем?
- Которого ты, как офицер абвера, счел бы своим долгом присоединить к этим четырем...
- В этом случае я забыл бы о том, что принадлежу к службе абвера, парировал Вайс.
- Ради приятеля ты готов совершить преступление перед рейхом?
- А почему бы нет? - задорно сказал Вайс. - В конце концов, истинная дружба в том и заключается, чтобы не щадить своей шкуры ради друга.
- Даже если он изменник?
- Кому? Ведь он же присоединился к немцам.
- Но эти немцы нарушили свой воинский долг.
- Долг быть палачами?
- Нарушение воинской дисциплины способствует победе русских.
- А если бы русские спасли этих четырех немцев от казни, они что, помогли бы победе Германии над Советским Союзом? - спросил Вайс.
- Чтобы русские спасли их?! Это было бы столь фантастично, что после такого сообщения надо застрелиться или...
- Что "или"?
- Да ну тебя! Говоришь какие-то нелепости...
- Я повторяю, - пристально глядя в глаза Генриху, сказал Вайс. - Если это произойдет, и русские спасут приговоренных к казни немцев, и тебе представится возможность увидеться с ними и выслушать их, - что тогда?
- Это невероятно!
- Я прошу тебя, скажи, как бы ты поступил?
- Я бы встретился с ними...
- Ты даешь слово?
- Ты так настаиваешь, что я начинаю думать, уж не поручили ли тебе проверить меня.
- Кто?
- Гестапо.
- Ну что ж, - задумчиво протянул Иоганн, - ты прав. Так вот, чтобы у тебя был залог. - Он взглянул на часы. - Через час ты позвонишь в тюрьму и узнаешь, что четверо немецких военнослужащих, приговоренных к казни, бежали.
- Ха! Ты, оказывается, весьма осведомленный абверовец. Но зачем же откладывать? Я позвоню сейчас, и мне сообщат об их бегстве.
- Нет, - сказал Вайс. - Еще рано.
- А если я сейчас позвоню?
- Тогда их не удастся спасти.
- Значит, если я не позвоню, то стану как бы соучастником их побега?
- Так же, как и я, - сказал Вайс.
- Ну зачем ты меня разыгрываешь?! - досадливо поморщился Генрих.