Щит и меч

- Так, - сказал он непреклонно. - Выходит, операцию ты продумал, выполнил и теперь как бы в умственном отпуску?

- Отдыхаю, - согласился Зубов.

- Чтобы на пустяке провалиться?

Зубов вздохнул, сказал, жалобно моргая:

- Ты сказал: "Поговори", - ну, я и ответил: "Поговорю". А у тебя лицо такое, будто я в чемто виноват!

- Да в том виноват, что себя не бережешь! - И, не давая Зубову оправдаться, Иоганн приказал: - Ты этих немцев в тодтовский строительный отряд пристроил. Так вот, есть у тебя там Клаус, надежный антифашист. Пусть он с ними и побеседует.

- Правильно! - обрадованно согласился Зубов. - Он их до костей прощупает.

ъ- А кто мне расскажет об этой беседе?

- Ну, я же! Клаус мне расскажет, а я - тебе.

- Нет, - возразил Вайс. - Надо, чтоб информация была точной.

- А я сам не смогу запомнить, что мне Клаус скажет? - изумился Зубов.

- Надо, чтобы во время самой беседы, помимо Клауса, кто-нибудь еще мог составить мнение об этих немцах.

- Значит, чтобы двое с ними разговаривали?

- Да нет, разговаривает пусть один Клаус. Но надо, чтобы кто-нибудь другой, не принимающий участие в беседе, мог бы объективно судить о них со стороны. Говорить и одновременно наблюдать - трудно.

- Ну хорошо, я помогу - послушаю, как они будут разговаривать.

- Тебе нельзя.

- Почему?

- Любой из них может тебя выдать.

- То есть как это - выдать, когда я их спас?! - возмутился Зубов.

- Тебе бы, Алеша, не во вражеском тылу работать, а на фронте батальоном командовать.

- А здесь я плохо воюю? - обиделся Зубов.

- Ну, вот что. - Вайс встал. - Поручаю тебе присутствовать при беседе, но никто из них не должен тебя видеть.

- Здрас-сте! Да что я, человек-невидимка?

- Хорошо, - досадливо поморщился Вайс. - Допустим, ты прикажешь, чтобы Клаус побеседовал с ними возле дощатой кладовой, где у вас хранится инструмент. А в этой кладовой окажется кто-нибудь и услышит весь этот разговор. Что тогда?

- Возле кладовой нельзя. Я бы такой глупости не допустил.

- Ты пойми, - взмолился наконец Вайс, - пойми, прочувствуй до конца: самое вредное в тебе, самое опасное - что ты не хочешь бояться, ну, попросту трусить.

- Что я, хлюпик какой-нибудь? - возмутился Зубов.

- Так вот, - серьезно сказал Вайс. - Ты ведь хорошо знаешь, что не только собой рискуешь, но и мной и всеми, кто входит в твою группу. И как бы ты там героически ни погиб, твоя смерть по отношению ко всем нам будет предательством. Потому что тебя убьют не как немца, а как советского боевика-разведчика и ты всех нас потянешь за собой. Понял? Кстати, учти: Бригитту тогда тоже повесят. Повесят из-за какой-нибудь дурацкой оплошности, вроде этой... - Вайс передразнил: - "Побеседую". А если один из четырех спасенных немцев вздумает потом покаяться и предаст своего спасителя?

Зубов не удержался от улыбки.

- Правильно. Даже в библии подобные факты записаны. И в связи с тем, что не извлек уроков из священного писания, я тоже влипнуть могу.

Вайс не поддержал шутки.

- Запомни еще одно. Если ты погибнешь, другой должен будет занять твое место. Ты знаешь, как это непросто. Пока это произойдет, многие наши люди, гораздо более стоящие, чем мы с тобой, погибнут. И мы с тобой будем виноваты в их гибели.

- Понятно, - печально согласился наконец Зубов.

Вайс улыбнулся и, смягчаясь, произнес с воодушевлением:

- Жизнь дается один раз, и хочется прожить ее бодро, осмысленно, красиво. Хочется играть видную, самостоятельную, благородную роль, хочется делать историю, чтобы последующие поколения не имели права сказать про каждого из нас: "То было ничтожество". Или еще хуже...

- Кто это сказал? - жадно спросил Зубов.

- Чехов.

- Вот не ожидал!

- Почему?

- Ну, он такой скромный, задушевный - и вдруг... - Зубов на мгновение задумался. - Ладно, - твердо сказал он, - теперь как в шашки: на три хода вперед все буду продумывать.

Через два дня Зубов обстоятельно информировал Вайса о беседе Клауса с освобожденными немцами и о своих впечатлениях от этой беседы.

Вайс решил, что для встречи с Генрихом из этой четверки наиболее подходит Хениг.

Клеменсу Хенигу, степенному и малоразговорчивому, было уже за сорок. Демонстративно отказываясь участвовать в казни советских военнопленных, он рассчитывал, что его поддержат другие солдаты, но этого, увы, не случилось. Он винил в этом себя: значит, недостаточно активно вел антифашистскую пропаганду в батальоне, и поэтому его поступок не вызвал того эффекта, на который он рассчитывал.

- Серьезный немец, - одобрительно заключил Зубов, передав слова Хенига.

- Правильно, - согласился Вайс. - Лучшего человека и не придумаешь. И обстоятельно объяснил Зубову, какое поручение Клаус, будто бы от своего имени, должен дать Хенигу.

Встреча Генриха с Клеменсом Хенигом состоялась в ближайший же день, но Вайс не стал расспрашивать о ней Генриха. И Генрих, в свою очередь, не счел нужным поделиться с Вайсом своими впечатлениями об этой встрече.

Спустя несколько дней Зубов сообщил, что в назначенный Хенигом тайник Генрих Шварцкопф положил копии довольно ценных документов.

Теперь Вайс счел возможным спросить Генриха о том, какое впечатление произвел на него Хениг.