Щит веры – воину-защитнику в помощь

Попавший в кораблекрушение человек «за каких-нибудь три дня окончательно превращается в мертвеца». Бомбар, как врач, знал, что три дня срок слишком недостаточный, чтобы вызвать смерть от жажды и истощения. «Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, — писал он, — я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха».

Для Бомбара стало очевидным, что многие из потерпевших крушение гибнут задолго до того, как «физические или физиологические условия, в которых они оказываются, становятся действительно смертельными». Работая над созданием теории выживания для потерпевших кораблекрушение, он «пришёл к убеждению, что в отдельных случаях человек может перешагнуть через все нормы, обусловленные физиологией, и всё-таки остаться в живых».

Тема преодоления страха просматривается и в далее приводимых мемуарах Евгения Невесского. Его опыт показывает, что при конструктивном развитии ситуации страх преодолевается не в результате утраты чувств, а, скорее, вследствие того, что чувства человека обильно вкушают воодушевление.

* * *

Возвращаясь к истории Бессонова, можно подвести некие итоги сказанному. Его группа перешла благодаря сплочённости через реку, считавшуюся непроходимой. Через реку переходили по двое. Один, наиболее сильный, принимал на себя ударную силу быстрого течения, освобождая от борьбы с течением наименее сильного, давая тому возможность пройти через реку.

Сложно сказать, как именно осуществлялся Бессоновым сбор и анализ информации, но факт остаётся фактом, несмотря на предложение одного участника группы отсрочить время побега (чтобы запастись провизией), Бессонов настоял на уже назначенной дате. Его решение было обусловлено тем, что, по его мнению, они должны были идти на подъёме, то есть не растеряв воодушевления в условиях ожидания.

Но колоссальной важности дополнительное следствие его решения как старшего группы проявилось во время пересечения непроходимого болота. Беглецы не утонули в нём, так как, промёрзшее зимой, оно не успело оттаять до конца. В глубине болота находился лёд, на который и опирались беглецы во время своего шествия.

Если бы они вышли позже, то утонули бы в болоте. Если же вышли бы раньше, то просто замёрзли бы в суровых условиях северного региона. То есть для побега был выбран узкий временной интервал, в который побег мог удаться (Бессонов не сообщал, что информация об интервале была передана ему кем-то из местных жителей, потенциально имевших представление о промерзании болота и пр.).

Ещё эпизод: группа разоружает конвоиров. Вооружённые конвоиры расположились таким образом, что Бессонову достаётся участь разоружить «краснощёкого», который был «здоров, как бык». На определённом этапе развития ситуации у Бессонова мелькнуло в голове: «Сейчас или никогда». Он подал сигнал группе и сделал три — четыре прыжка к конвоиру, которого должен был «брать». Он произвёл захват, и на его удивление краснощёкий опустился под ним.

После разоружения охраны Бессонов как старший группы настаивал на том, чтобы не убивать охранников, и охранники были отпущены. Необходимо отметить, что, отпуская конвоиров, он вместе с группой шёл на определённые трудности. Отпущенные конвоиры могли указать направление, по которому далее двинулась группа, и потому группа должна была предпринять дополнительные усилия, чтобы запутать след.

Несмотря на то что другие участники побега настаивали на расстреле конвоиров, Бессонов с самого начала заявил, что не прольёт лишней крови. «Я верил, — высказывал он свою позицию в отношении убийства, — что не для того меня Бог спасал, чтобы я стал убийцей… Я убью только тогда, когда по совести будет совершенно ясен выбор: или убить, или умереть. Бог меня спасал, спасёт и без убийств».

Интересны размышления Бессонова во время несения им караула (спали под открытым небом). У него стали рождаться надежды на обретение свободы, на то, что он сможет работать. Стали рождаться надежды на любовь (он не расшифровывает, что именно имел в виду; можно предположить, что он думал о профессиональной деятельности и семейной жизни, которые могли бы быть реализованы в случае удачного побега).

По ходу размышления у него родились и сомнения в подлинности своих внутренних содержаний. Так, у него родилась мысль, что вера в Бога и в духовную жизнь человека, которую он обрёл «путём стольких страданий», была навеяна лишь под влиянием внешних обстоятельств. «Неужели, — думал он, — во мне опять выявился человек только мирской жизни, и она меня захватит полностью?» То есть Бессонова беспокоила мысль, что его вера лишь плод трудных условий жизни, и когда условия станут иными после побега, новая жизнь захватит его и вера исчезнет.